— Да ладно, зачем тебе кресло. Давай лучше у меня ложись нормально.
— На кровати?
— На кровати.
— А ты…
— А я здесь пока закончу все.
— Что — всё? — неужели после такого насыщенного дня он собрался ещё и работать?
— Неважно, Женьк. Иди давай. Ложись. Не бойся, презики я убрал… подружка.
Это последнее, что я слышу перед тем, как проползти по его кровати и уткнуться лицом в подушку, которая так приятно пахнет, что я обнимаю ее сразу обеими руками и еле сдерживаюсь, чтобы сонно не застонать.
Открытое настежь окно совсем рядом, и под громкое стрекотание сверчков я засыпаю. На пятнадцать-двадцать минут, не больше. Мне ещё вставать. Мне ехать домой. Мне завтра расставлять… эти чертовы… стулья.
Вскакиваю я мгновенно, ещё не успев открыть глаза. Меня что-то будит, какой-то толчок изнутри. Ещё не успев прийти в себя, понимаю — за окном светло. Солнце яркими лучами давит мне на веки, подогревая не только лицо, но и ощущение ужаса.
Я проспала. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять это. Уже утро, а, может, и день, а, может, уже собралась моя группа, может, они уже ждут, а я…
Как я могу здесь наслаждаться беззаботностью, когда подвела людей, доверявших мне? С этой мыслью я открываю глаза и вижу Ромкину спальню, залитую светом — она по-прежнему пуста, и мне не хочется отсюда уходить. Я спала так сладко, что желание валяться в кровати или кататься по ней, урча как кошка, точно победило бы, если бы не чувство вины, которое заглушает даже эту негу, плотную и тягучую, словно патока.
Нет, нет, нет, я не могу расслабляться, не могу кайфовать, я уже расслабилась вчера, и вот…
Перекатываюсь по кровати кубарем, не думая, как выгляжу, что скажу группе, наверное, ждущей меня в мастерской, где мы оставили срач… то есть, творческий беспорядок, такой уместный в Ромкиной работе, но строго дозированный в моей. Главное — увидеть своих подопечных, извиниться за то, что не оправдала их надежды и распустить… навсегда. Я не могу больше вести их после нескольких провалов к ряду, таких безответственных и глупых.
Да, мне больно, да, обидно, я очень зла на себя, но все это потом, потом. Сначала надо решить главную проблему.
Скатываясь с кровати, ногой я тут же толкаю от себя входную дверь, так близко она расположена. Тихо скрипнув, она медленно открывается, и… я не верю своим глазам.
Никто меня не ждёт, ничего страшного не случилось, и проблемы никакой нет. А главное — все готово, все на своём месте.
Спальники и стоящий по углам материал для Ромкиной работы аккуратно перемещены в рабочую зону возле большого стола со стеллажами, по центру расставлены стулья — я насчитываю их ровно двенадцать штук, как и просила. Сбоку замечаю маленький, принесённый откуда-то столик с нехитрыми закусками — печенье, вафли, сок и пара бутылок воды. Рядом, на подоконнике одного из окон, стоит бумбокс, включённый в розетку. И даже гигантская голова, прикрывая драпировкой, сдвинута так, что украшает это пространство, выступая как арт-объект. Арт-объект в идеальном месте для арт-терапии.
Все готово. Я зря переживала, зря нервничала. Ромка же говорил — расслабься, а я напрягалась, истерила, и как оказалось, впустую.
Он сделал все это сам, для меня. А, значит, он не такой раздолбай, каким кажется. Может, это вообще, образ для отвлечения, социальная маска, которой он пользуется.
Ему можно доверять. Все мои страхи, недоверчивость, паника оказались напрасными.
Я могу ему доверять. И буду.
8
Апрель 2019 г.
— Нет, это другое, Евгения Васильевна. Да, я часто ошибался — но в этот раз я могу ей доверять. Я интуицией чувствую!
Павлик сегодня крайне взвинчен и все время ерзает на софе. Кофе без сахара и зефирку на стевии, которые я предлагаю ему каждый сеанс, он не трогает, хотя угощение составлено с учётом всех его пожеланий.
Шоколад и другие сладости Павлик не ест — он категорический ЗОЖник и сторонник новомодного биохакинга. У него особый режим, особые витамины и орторексия в запущенной стадии. Но работаем мы не с расстройством пищевого поведения. Полгода назад Павлик пришёл ко мне с жалобами на проблемы с женщинами, отношений с которыми он страстно желал — но только с такими же идеальными, как и его диета.
Идеальные женщины почему-то не ценили Павлика, пользуя его морально и материально. Их идеальный внешний вид, которым он так восхищался, был их визитной карточкой для карьеры чаще всего в эскорте или других сопряжённых отраслях.