– Это выглядит примерно так, – объясняла ей мама много месяцев тому назад, когда они ещё были на Земле. Они как раз обедали, и мама взяла пальцами два конца скатерти.
– Как далеко друг от друга эти углы?
Бет пожала плечами.
– Полметра?
– Допустим. А теперь представь, что мы можем сделать вот так… – Она подняла скатерть и соединила углы так, чтобы они соприкасались.
– А теперь как далеко?
– Но… – Бет нахмурилась. – Но разве можно так делать с пространством? Что тогда будет со всеми… кто там живёт?
– Это очень любопытная вещь, – сказала мама. – Пространство уже такое. Мы воображаем себе космос как огромный объём, в котором можно двигаться вперёд, назад, вверх, вниз, налево, направо, но на самом деле он скорее… как моток бечёвки. Он кажется вполне твёрдым, но на самом деле представляет собой одну длинную-предлинную нить, намотанную на саму себя петля за петлёй. Когда мы прыгаем, мы перескакиваем с одного витка на другой.
Бет посмотрела на скатерть.
– Что, правда?
Её мама засмеялась.
– Ну… если честно, то нет, всё несколько сложнее. Давай скажем так: вселенная на редкость парадоксальная штука, и иногда мы можем делать на редкость парадоксальные вещи, притворяясь, что всё вполне логично. Некоторые понимают, в чём тут дело, но, честно говоря, не я, детка.
– Ох. Так а почему нам нужно спать?
– Ну… как выяснилось, это даже слишком парадоксально. Прыжок что-то делает с нашим сознанием. Оно делается всё всмятку. Любое существо сложнее пескожила[3] впадает в кому и больше не просыпается. То же самое происходит с компьютерами – электрические схемы сгорают, а процессоры сбоят. Просто невозможно пережить Прыжок, сохранив разум – Так что… – Она пожала плечами. – Мы жульничаем. Мы создаём копию своего сознания – всего, что мы знаем, всего, что делает нас самими собой. И корабль тоже дублирует свою память. Затем мы уходим в сон, а корабль берёт курс на Прыжок и уходит в спящий режим… и пробуждается через секундный интервал. Он запускается, загружает свою резервную копию, затем загружает наши резервные копии, и тогда мы пробуждаемся и – бац! – мы продвинулись примерно на двести миллиардов километров!
– Серьёзно?
Мама кивнула.
– Серьёзно. Только, разумеется, всё немного сложнее, чем я рассказала. Сделать так, чтобы компьютер вышел из спящего режима, это заковыристая задачка.
– Но… получается, что корабль знает все наши мысли?
– Нет. Но ты размышляешь правильно. Люди думали, что это может быть так, но разум уж слишком сложная вещь. Корабль не может ни считать состояние твоего ума, ни изменить его. Он может только сохранить его в своей памяти и передать обратно. Это престранно, однако работает, и Прыжок ещё ни разу не срывался.
Потом они заговорили об Эос Пять, их новом доме, и о том, что придётся оставить в старой жизни, и Бет больше не вспоминала о Прыжке.
А теперь время пришло. Дети погружались в сон первыми, затем второстепенные члены экипажа, затем основной состав. Совершив Прыжок, они будут пробуждены в обратном порядке – ключевые члены экипажа, второстепенные и, наконец, дети.
Так что теперь Бет с другими детьми стояла в грузовом отсеке, наполненном капсулами для сна, и готовилась залезть внутрь. С каждым ребёнком был один взрослый; с Бет была её мама. Бет подумала, что другие ребята выглядят несколько растерянными – все, кроме Лорин, которую приходилось буквально держать за руки, чтобы она не трогала панель управления своей капсулы.
Голограмма Корабля выплыла на середину помещения, и по его сигналу все забрались в свои капсулы. Капсулы были удобные; в каждой лежал ортопедический матрас и подушка.
Мама Бет заглянула сверху.
– Всё хорошо?
– Ага.
Корабль сказал:
– Прыжок займёт менее чем ноль целых пять сотых секунды, однако ваше пробуждение будет отложено до тех пор, пока экипаж не удостоверится, что всё в порядке. Пробудившись, вы можете испытать чувство дезориентации; это нормально и быстро пройдёт. Когда вы будете готовы, пожалуйста, сообщите своему опекуну.
Бет посмотрела на маму и выставила большой палец, мол, всё в порядке. Через несколько секунд стенки капсулы поднялись, а затем сдвинулись и сомкнулись над ней.
И Бет Маккей исчезла.
Темно, хоть глаза выколи. Света нет и не было никогда. Не существовало даже памяти о свете. Не было ничего.
Затем… что-то появилось.
Мысль?
Идея, которая прежде была чем-то.
Чувство. Стук… тук… тук…
Это было что-то знакомое. Это было… сердцебиение.
Нечто в темноте слушало это сердцебиение довольно долго. Затем оно подумало: я жива. Чёрная темнота сделалась красноватым свечением, но видеть по-прежнему было нечего. А ещё был еле уловимый, словно прозрачный звук, шедший внутрь… наружу… внутрь…
3
Морской пескожил – вид червей, обитающих на пляжах Северной Атлантики.