Почему-то читать начал снизу, предположив, что список составлен в алфавитном порядке. Спустя несколько томительных мгновений смог уловить правильную закономерность – градация по набранным баллам. Расплывающиеся буквы, холодные ладони, абсолютно пересушенное горло и тошнота.
Его имени не было. Ни в начале, ни в конце, ни в середине. Опустошение придавило могильной плитой. Набат, звучащий в ритме тяжёлого сердцебиения: «Единственный путь – стать лучшим».
Рука на плече. Сочувствующий взгляд того студента, что развешивал список: «Эй, парень, как там тебя? Тебе плохо?». Слова выталкивались тяжелыми, глухими спазмами: «Фар-Рух я». Сил, чтобы говорить осознаннее, не было. «Редкое имя, видел я его где-то мельком» - сутулый потер скулу, оценил состояние собеседника, и, приобняв за плечи, повел к стене, где развешивал список бюджетников. Ну как список, три фамилии на желтоватом листочке, по традиции записанные пером, шикарным каллиграфическим почерком декана факультета, два мальчишки и одна девочка. Прислонил одеревеневшее тело, бросил на него быстрый взгляд, и уверенно двинулся в сторону автомата с водой. Опять задумчиво потер скулу, неловким движением локтя зацепил зеленую кнопку, на которую прикреплял листок и не заметил, как тот спланировал на пол.
Остановившийся взгляд окаменевшего Фар-Руха зацепился за появившийся из ниоткуда лист, перевернутый вверх ногами. Мозг тяжело разбирал знакомые буквы, среди сложного, украшенного завитушками и вензелями шрифта. «Вот «а», вот «р», вот «Р» прописная, она сразу после тире». Еще не осознавая, что видит перед собой, он продолжил увлекательный процесс угадывания букв, перекрученных и кучерявых.
Символы кружились перед глазами, скрадывая смысл за очертаниями. Округлые, угловатые, они поражали гармоничностью линий, но не несли информации. И вдруг, с нежным перезвоном, стеклянная стена, окружающая мысли, лопнула и осыпалась сверкающей пылью. И, врезаясь пылающим клеймом в лихорадочно работающий мозг, знаки сложились в резкие фразы: «…зачислить в число студентов первого курса очной формы обучения на места в пределах квоты целевого приема, финансируемые из средств специальных фондов…»
Резкий рывок, чтобы подхватить листок, почувствовать его шершавую плотность и убедиться в его реальности. И скорость этого броска, неуловимая взглядом, и плавная четкость движений, схожая с фиксацией крыла в высшей точке полета не оставили иллюзий, вскрыв нечеловеческую сущность Фар-Руха. И горячий янтарь затопил радужки. И торжественный клич рода сменился хриплым, ликующим клекотом.
Первый этап инициации начался на половину десятилетия раньше. Времени оставалось все меньше.
…Ему двадцать пять. И он почти легенда. По альма-матер гуляет устойчивое выражение «Упертый, как Фар-Рух». Оно популярно настолько, что перебралось и к дневным студентам, не без помощи периодически оговаривающихся преподавателей. И это было неудивительно, ведь за годы обучения он невероятно вырос над собой. И научился учиться. Зная, что на счету каждый день, он вгрызался в знания и фанатично выцарапывал их из всех возможных источников. Он учился у лучших, он добивался встреч с теми, кто получил нужные ему результаты, спрашивал, слушал, и тут же вводил в практику.
Сперва его ненавидели, потому что в пример его не ставили только педанты-склочники. Хотя, нет, неправда. Даже самый занудный, въедливый как плесень преподаватель по истории магических учений, сосланный за поганый характер в самые недра старого здания, пробрюзжал что-то одобрительно-невнятное в его сторону.
Потом с ним смирились, как с чем-то неизбежным, потому что поняли, что кому-то суждено гениально рисовать, кому-то создавать шедевры артефакторики, кто-то вдохновляет других, а кто-то Фар-Рух. А потом, когда он осознал, что основой победы является сильная команда, его возвели на пьедестал.
Никто не знал, принцип создания групп, никто не догадывался о причинах, по которым участники росли над собой семимильными шагами, но попасть в сформированные им команды желали все. Попадали лучшие. Они не были идеальны, каждый имел свою слабую сторону, но его банда была сформирована так, что каждый участник квадры прикрывал хвост остальным по провальным зонам. Удивительно было то, что изначально это было не построение связей с целью дальнейшей дружбы, а подсказки другим, кто может помочь в решении конкретных задач. И почему-то из совместной деятельности вырастали прочные тандемы.
Мало кто догадывался, что принцип формирования кругов общения он усвоил еще на втором курсе, когда, отчаянно проигрывая ректору в го, выяснял, как тот набирал преподавателей. Этот вечер, наполненный общением и поражениями дал ему на порядок больше, чем десяток выигрышей у одногруппников, когда он разбирался в правилах этой японской игры, трепетно обожаемой полу-демоном.
И вокруг не было равнодушных: его или любили до преклонения, или завидовали до озноба. И, до тех пор, пока это отношение не мешало его целям, он просто принимал это как данность, такой же факт, как погода за окном или время на часах.
Но однажды все изменилось. То ли восхваление от кого-то значимого, то ли едкий комментарий, попавший в цель, вызвали в нем жажду сравнения себя с другими. И тогда цельная личность, ориентированная на результат, начала рассыпаться и трескаться. Цель изменилась. Теперь это была не великая миссия по спасению целого народа, а желание утвердить себя. Увидев, что другие значительно отстают от него в каких-то зонах, все больше он уверялся в своей исключительности. И с каждым днем все проще становилось менять мир, управляя окружающими, давя туда, где тонко. И неожиданно выяснилось, что для достижения новой задачи, можно пойти более простым путем. Не расти над собой, напрягая все ресурсы, а обрывать крылья тем, кто рядом.