Он не помнил первую неделю. Это было какое-то забытье. Туман бессилия, поникшие плечи, сумасшедший взгляд, искусанные в кровь губы и содранные костяшки – от него шарахались и студенты, и преподаватели. А потом, в какой-то из дней, он краем уха услышал отзыв от своей навязанной ученицы. Уничижающий. Опускающий ниже уровня канализации. Отрезвляющий. «Это Фар-Рух? Нет, Фар-Рух - это победитель, который вернется или со щитом, или на щите».
Несколько лет он был тем, кем она его видит и сейчас. Это было нормой жизни. И, на самом-то деле, ничего не изменилось. Просто шансов вернуться со щитом не осталось. Но ведь это не та причина, которая должна остановить неудержимую жажду победить себя. И выбора у него нет по-прежнему. Он обязан сделать все. И вернулась та цель, ради которой он начал учиться. И вспомнилось, что не для самоутверждения он пришёл сюда, а ради выживания двух народов.
И началась бешеная работа. Двухнедельный мандраж, когда вдвоем с Санкти они с головой нырнули в поиски ответов. Они искали что-то, что может связать эти понятия, что-то, что может быть универсальным, объединяющим все. Гигабайты информации, сутки мозговых штурмов, сотни разговоров, лихорадочные пролистывания книг и видеороликов. Ответа не было. Он возненавидел сервежий и пристрастился к медовой речи Санкти, он узнал все о моде и понял, что красота – она в женщине, а не в журналах, в рассыпавшихся локонах и в мягкой ткани, обнимающей бедра, а не в высокомерном покерфейсе затянутых в латекс красоток.
Они были вместе постоянно. Разговоры, прикосновения, сплетение жизней в одну. Лишь изредка их общение прекращалось. Даже несмотря на грандиозную задачу, Санкти не была освобождена от работы со своим подопечным, которого она вдохновляла с первого курса. Как и у всякой музы, у нее был дар – находиться рядом с опекаемым, физически пребывая в любом месте.
Фар-Рух обожал эти моменты. Все начиналось постепенно. Речь Санкти становилась все более плавной, голос приобретал бархатно-медовые оттенки. Движения грациозно замедлялись а тело покоряло совершенно волнующей женственностью. А потом она будто засыпала, беззащитно и трогательно опираясь на Фар-Руха. Первые разы зажималась, пыталась уйти, но условие, наложенное магессой, не позволяло ей сделать это. И, спустя некоторое время, Фар-Рух осознал, что ее доверие меняет все. И мгновения, когда она возвращалась, счастливая и умиротворенная, сонно жмурила глазки и ласково терлась щекой о плечо, становились самыми счастливыми.
И да, в короткие минуты одиночества, мурлыкая незатейливую мелодию, он начал вырезать небольшой медальон из древесины белого ясеня. Сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы упросить этого стройного строптивца отдать ветку, не лишая ее тепла и энергии жизни, он до сих пор вспоминал с содроганием и неуместной гордостью. За несколько дней до этого он обратил внимание на длинную цепочку, с которой Санкти не расставалась. Она была украшена крупной подвеской в форме шара из переплетающихся золотых нитей. На вопрос о происхождении неуместно массивного украшения, муза пояснила, что это ее дипломная работа по специальности. Подробности рассказывать не стала, честно признавшись, что там все сложно.
А однажды все закончилось. Измотанная Санкти пошла отдыхать, в руке привычно мелькал резак, линии становились все более совершенными, тихая мелодия лилась откуда-то из глубины сердца. Щелчок. Бешеное сердцебиение. Паззл сложился.
Первым порывом стало движение в сторону соседней комнаты, чтобы поднять свою малышку с постели, рассказать ей все, что он понял и тут же начать действовать. И первая за много лет остановка. Его жажда немедленно, здесь и сейчас начать воплощение задачи, начавшейся выкристаллизовываться, была погашена видением уставшей мордашки. И забота и желание, чтобы девочка отдохнула, заставила опуститься на место и вновь взяться за резак.
Негромкое мурлыканье, щелкающие шестеренки в голове, мысли, выстраивающиеся стройными рядами - все настолько увлекло творца, что мягкий свет, который стал испускать медальон, прошел мимо уставшего сознания. Впервые за долгое время пружина безумного напряжения ослабла, а внутри стало зарождаться чувство, что все будет хорошо. И возникла уверенность, что после пробуждения маленькой музы начнется настоящая работа.