В этот вечер в аудитории он был один. Санкти, зная, что все возможное было сделано, провела последний предэкзаменационный день со своим подопечным. У того был какой-то масштабный проект, и малышка металась, разрываясь между двумя ситуациями. Ей-богу, если бы не было доподлинно известно, что у музы не может быть больше одного опекаемого, Фар-Рух заподозрил бы, что она выбрала обоих. И за полчаса до выхода, ее работу на благо вдохновения заменил обычный сон. Фар-Рух был даже благодарен сложившейся ситуации, потому что именно ее он уж точно не хотел приглашать в свидетели своей неудачи. А то, что будет именно грандиозное поражение – сомнений не было.
Но себе он пообещал встретить этот оглушительный проигрыш с гордо поднятой головой. Он сделал все возможное, оставив невозможности на совести мира. И немножко на совести магессы Ревиксит
Цокот каблуков он услышал, когда она поднималась по лестнице. Эти шаги, мелкая дробь невысокой и хрупкой девушки, не раз будили его кошмарами. Сегодня кошмар стал явью. И, как ни странно, именно определенность позволила стряхнуть оцепенение. Страх затаился, свернулся шипящим комком. На смену ему пришло смирение и принятие.
Она ворвалась в аудиторию как освежающий бриз, развевающий полупрозрачные белые шторы на веранде приморского кафе, такая же воздушная, легкая и вдохновляющая. И Фар-Рух ошарашенно отметил, что именно сегодня, впервые за все время, ее появление вызвало не горькое раздражение, а теплый, дружелюбный отклик. Это настолько выбило его из колеи, что он замер, пытаясь разобраться в причинах такой реакции.
Поприветствовав моментально затихшую аудиторию, она стремительно прошла на свое место, удобно присела, и, окончательно разбивая картинку мира, произнесла: «Друзья мои, сегодня вы навсегда поверите, что мы - счастливчики. Ведь именно нам выпала редкая удача стать свидетелями самых настоящих чудес. Лучшие, самые невероятные студенты последних десятилетий, объединились, чтобы навсегда стереть из нашего словаря слово «невозможно». Я взяла на себя смелость пригласить ректора и деканов факультетов, чтобы они могли разделить с нами триумф, миг победы и гордости».
Ошеломление студентов можно было черпать половниками, ведь картина назначения задания намертво впечаталась в память каждому. Свинцово-тяжелые волны недоумения, взгляды, которыми обменивались одногруппники, и давящая тишина заполнили помещение. И, будто могучий ледокол, делегация лучших преподавателей и деканов, возглавляемая ректором, рассекала эту вязкую, плотную атмосферу, поднимаясь вверх по ступеням римской аудитории.
И торжественно выпрямившись, будто став выше ростом, голосом, полным искреннего восхищения и непоколебимой веры, магесса Ревиксит объявила: «Фар-Рух из рода Говорящих-с-Рух! Время триумфа пришло!»
И столько силы прозвучало в этих словах, что Фар-Рух, отбросив все колебания и сомнения, печатая шаг, спустился на три ступени к трибуне. И мир замер. Чтобы через доли мгновения понестись в безумной круговерти эмоций.
«Друзья мои, позвольте поблагодарить вас за возможность раскрыть самые глубокие грани моей души. Именно ваша помощь, ваша вера, ваш словарный запас, - по аудитории понеслись короткие, сдавленные смешки, - изменили меня. Я поверил, что единственный способ победить – делать, единственный способ делать – верить, а единственный источник веры – это любовь. Я точно знаю, что наступит мгновение, когда эти слова станут для вас чем-то большим, чем подготовленная речь того, кому уже нечего терять.
Позвольте представить вашему вниманию проект «Четыре абрикосовые косточки». Проект, который создан, чтобы показать, как всё влияет на всё».
Выключив свет в аудитории, он щелкнул заранее подготовленным пультом. Проектор начал транслировать изображение. На экране разгоралась картинка неярко освещенного помещения. Кресло-качалка, суетящиеся люди, которые настраивают музыкальное оборудование, угол стола, на краю которого стоит огромная кружка какого-то напитка, щедро украшенного пенкой. На кремовом блюдце лежат два кусочка маршмеллоу, а на небольшой тарелочке – марципановые трюфели. Женская рука лениво обмакивает в пенку белую сладость и уносит из обзора камеры. Кто-то на задних партах непроизвольно сглотнул слюну. Казалось, аромат кофе с можжевельником доносился и сюда, сквозь километры, городской смог и проникал в приоткрытые из-за жары окна.
«Итак, - голос дрогнул и почти сорвался, но удержался на самой грани, - перед вами камера, которая снимает то, что происходит в нескольких километрах от нас. Это – кофейня «Вереск», в которой сегодня будет проходить традиционный музыкальный джем. Музыканты, певцы, случайные неслучайности – сегодня все будет сплетено в тугой клубок, из которого, я надеюсь, прорастут упругие ростки.
Давайте, вспомним, что было нашептано первой косточке. Уверен, мне будет сделать это проще всего, поэтому даю небольшую подсказку. Словами, создающими мир, были «женские слезы», «столовая», «солнце». А теперь давайте представим, что несколько лет назад произошло маленькое чудо. Карибское море, Ямайка, мир, где испепеляющее солнце пронизывает души, где белоснежные улыбки сверкают на смуглой коже, а дреды выскальзывают из-под полосатых шапок. Мир, в котором ураган Чарли разрушил жильё. Где район трущоб состоит из маленьких, одноэтажных бетонных домишек, объединенных общими двориками, кухнями и нищетой.
Вместо канализации – сточный ров, вместо свободы – выматывающий труд, без разделения на мужчин и женщин. И Боб Марли, отдающий авторские права на песню, увековечившую труд женщин и матерей, на песню, написанную для больной матери, своему другу. И тот, на роялти от песни, содержит благотворительную столовую в Тречтауне, изо дня в день спасающую чужие жизни».
Щелчок пульта, и звуки кофейни наполняют аудиторию. Мелодичный женский смех, звон ложечки о край чашки, гул голосов и азартное обсуждение каких-то общих знакомых, планирование ночной прогулки. В середине условной сцены поправляет микрофон очень обычный парень. Длинные волосы, взгляд исподлобья, короткие и злые шутки с неуловимо похожим на него товарищем. Весь внешний вид отсылает к образу ночного царя птиц – филина. Именно этим он привлек Фар-Руха, искренне восхищающегося величественными хищниками.
Эта косточка была самой первой, и поэтому самой сложной. Многофакторное влияние, с погружением в период до десятилетия, чтобы нити вероятности сплелись нужным образом, стало первым вызовом. Что они с Санкти только не собрали ради него. Во-первых, это была романтика ночи, и короткая фраза девчонки, которая нравится певцу, одобряющая исполнителя. Во-вторых, это было упорное подкидывание аккордов, в момент, когда его муза убеждала, что срочно нужно учить новое. В-третьих, это было напевание преподавателем вокала, которым парень искренне восхищается. Ну, и в-четвертых, небольшой фан-клуб, с ожесточенным упорством аплодирующий этой песне почти стоя.
Короткое откидывание непослушной челки, и оглушающе прекрасный голос, обещающий все немыслимые наслаждения мира, переполненный до краев солнцем, ароматом свободы и рома, заполняет замершую аудиторию и застывшую в восхищении кофейню: «I remember when we used to sit, In the government yard in Trenchtown…».