Выбрать главу

 Фриц встал. Бросил монету на стол. Потом пошел.

 Шум в ресторане увеличивался. Мычали, кричали, смеялись. Фриц запел. И подхватили все; свистя, крича, кудахтая, с клоунскими гримасами, с манежными выходками, с перекошенными ртами пели:

 

 Amour, amour,

 Oh, bel oiseau,

 Chante, chante,

 Chante toujours!

 

 На площадке перед рестораном останавливались. Парочки заглядывали в окна, прижимались друг к другу, и смеялись.

 Потом и они стали напевать, пара за парой, мелодию клоунов. И слышалось далеко в темноте улиц:

 

 Amour, amour,

 Oh, bel oiseau,

 Chante, chante,

 Chante toujours!

 

 Фриц вышел на площадку. Там в зале видел он ошалелых клоунов, здесь на улице любовные парочки покачивали в такт головами.

 И вдруг начал акробат смеяться; прижавшись к фонарю, смеялся, смеялся он, дикий, безумный, и не мог овладеть собою.

 Тогда подошел к нему представитель порядка и внимательно оглядел этого господина в цилиндре, который нарушает общественное спокойствие.

 Но господин продолжал смеяться так сильно, что его качало, а сам пытался петь:

 

 Amour, amour,

 Oh, bel oiseau,

 Chante, chante,

 Chante toujours!

 

 И вдруг, совершенно неожиданно, принялся хохотать и блюститель порядка, сам не зная, о чем смеется.

 А в ресторане продолжали:

 

 Amour, amour,

 Oh, bel oiseau,

 Chante, chante,

 Chante toujours!

 

 Фриц повернулся. Пошел -- туда.

IX.

 Еще раз грянули рукоплескания, и Луиза опять показалась.

 Потом конюхи стали снимать большую сетку. Музыка замолкла, и слышен был шелест сети, похожий на шум паруса, когда его подбирают.

 "Господин Фриц и m-lle Aimée исполнят большой прыжок без сетки".

 Несколько конюхов очень усердно заравнивали арену песком. И вот все было готово. Как почетная стража, стали берейторы, и опять раздался "вальс любви".

 Фриц и Люба вышли рука об руку. Они кланялись, и их осыпали цветами.

 Потом, раскачиваясь, стали подниматься по длинному канату.

 Множество глаз следило за ними.

 Взобрались на верх, одну секунду отдыхали рядом друг с другом.

 Дрожь пробежала по толпе, когда Фриц отпустил канат и полетел, -- дрожь потрясла всех зрителей, как будто все они составляли одно тело.

 Но еще никогда не работали они так уверенно, как теперь. В бездыханной тишине их руки цепко хватали зыбкие качели.

 Фриц летал взад и вперед.

 Любины глаза следили за ним, большие и тускло-блестящие, как два потухающие светоча.

 Звуки вальса росли, и все стремительнее становились размахи качелей.

 Как из стесненной груди исходили боязливые рукоплескания. .

 Теперь Люба распустила волосы, словно желая закутаться в их черную мантию. Выпрямившись на качелях, ждала она Фрица. Большой прыжок начинался.

 Они летали, шумя в воздухе. Как птичий крик звучали их командные слова над звуками музыки, и смелость их казалась безумием.

 -- Aimée, du courage! [Любимая, смелей! -- фр.]

 Он опять летел.

 -- Enfin du courage! [Наконец, смелей! -- фр.]

 Опять схватился.

 Люба смотрела на его тело, -- как будто это был свет ее глаз. Опять раздались громоподобные рукоплескания.

 Звуки вальса нарастали, торжественные, ликующие.

 Фриц ждал ее.

 Помнила только одно, -- вдруг подняла руку и, далеко откачнувшись от шаткой качели, выдернула скобу, на которой она держалась.

 И Фриц полетел туда.

 Не видела ничего больше, не слышала ни одного крика.

 Только шорох, точно бы мешок с песком упал на пол манежа, -- так упало его тело.

 Только один миг помедлила Люба на своей, качели: она поняла теперь впервые, что в смерти -- сладострастие, -- и она опустила руки, вскрикнула и упала как сорвавшиеся с цепи, стремились сотни людей, охваченные страхом. Мужчины перепрыгивали через барьеры и убегали, женщины в проходах старались поскорее выбраться.

 Никто не остался, все хлынули прочь. Женщины кричали, точно их ножами резали.

 Три врача вбежали на арену и склонились у трупов.

 Потом стало тихо. Словно прячась, пробрались артисты в свои уборные, не раздеваясь. Вздрагивали от каждого звука.

 Тихо шепча, подошел конюх к врачам, которые его ждали, и они подняли тела и положили их на одну парусину.

 Молча вынесли их, через проход и через конюшни, где лошади в своих стойлах забеспокоились. Сзади шли артисты, -- странное погребальное шествие! --в пестрых нарядах из пантомимы.

 Была приготовлена большая багажная фура.

 Адольф поднялся на нее и положил их туда во мрак, обоих, -- сперва Любу, и потом брата, рядом. Их руки глухо упали на пол фуры.