Неожиданно близнецы натолкнулись на Данила Бондаренко, который с поникшей головой сидел на вырванном буреломом дереве. Что это с ним? Не случилось ли чего-нибудь с Мирославой?
Данило, увидев близнецов, медленно, словно после болезни, поднялся с дерева, молча кивнул братьям примятым чубом, в котором дрожал сухой листок.
— Что с вами, Данило Максимович?
— Не спрашивайте, хлопцы, — поморщился и с отвращением отпихнул от себя носком черную полицейскую шинель, которая почему-то лежала у его ног.
— Как же не спрашивать, когда печаль съедает вас?
— Не ест — пожирает. Такой еще не было. Вы знаете, была у меня злая година, а сейчас еще горше… — И умолк.
— Рассказывайте! — забеспокоились братья и стали с двух сторон возле Данила.
— О чем же рассказывать?! — вдруг на кого-то обозлился человек и снова сапогом пнул полицейскую одежду. — Ведь я должен напялить на себя чертову шкуру и стать полицаем. Весело?!
— Не очень, — переглянулись братья. — За что же вам такое наказание?
— Спросите у Сагайдака. Он заварил эту кашу. Лежит, со смертью борется, а всякую всячину выдумывает.
— Если сказал Сагайдак, то, выходит, так надо, — потупились братья.
— А мне легче от этого «надо»? Я лучше бы в самое пекло пошел драться с чертями, лишь бы только не надевать чертовской шкуры. Как на меня в ней посмотрят и что подумают люди?
— Да хорошего не подумают, — согласился Роман, перед глазами которого и до сих пор не гасло зернышко огня. — И все равно хорошо, что посылают вас, а не нас.
— Вот так так! — даже вздрогнул Данило и уже въедливо добавил: — Благодарю за искренность.
— Да вы не так нас поняли, — заволновался Василь. — Мы бы тоже пошли, если бы нас послали, но от этого было бы меньше толку: увидели бы какого-нибудь фашистского чина и сразу бы вогнали в него порцию свинца. А вы человек с выдержкой, вы скорее сжуете этот свинец, чем прежде времени выпустите его. Сагайдак — голова.
— Спасибо и за это, — не прояснилось лицо Данила. — Вы ж… невыдержанные, когда буду возвращаться в леса, смотрите не изрешетите эту чертову шкуру, которую мне сейчас надо натягивать на плечи. Пособляйте, хлопцы, а то сам не смогу.
— Очень нам нужны эти хлопоты, — будто недовольно забубнил Роман. — Давайте сожжем чертову шкуру.
— Как сожжем? — удивился Данило.
— Обыкновенно, — прячет глаза от него Роман. — Я разведу костер, Василь бросит в него это тряпье, а вы будете зрителем.
— Что же потом зрителю скажет Сагайдак?
— А это уже его дело. Мы сожжем, а вы отчитаетесь.
— Болтун! — махнул рукой Данило и наконец улыбнулся и снова нахмурился: — Все равно пойду сейчас к нему.
— Если не жалеете ног и гонора, то идите, — деланно вздохнул Роман. — Но уже ничто не поможет вам. Как мы только ни просили не посылать Яринку в ту задрипанную корчму, все равно ничего, кроме стыда, не вышло.
— Чему быть, того не миновать, а худшего не прибавится, — и Данило, махнув рукой, пошел к землянке Сагайдака.
— А шинель? — крикнули близнецы.
Данило обернулся, с ненавистью глянул на черный, с раскинутыми рукавами ком.
— Пусть лежит, окаянная.
Возле землянки Сагайдака его радостно встретил Петро Саламаха, обхватил ручищами.
— Чего такой велевый? — буркнул Данило.
— Потому что привез полную подводу мин, — Саламаха глазами показал на крытую лубом повозку, где из-под сена выглядывали противотанковые мины. — Когда вез по бездорожью, душа дрожала, как заячий хвост, ибо, не зная, думалось: стоит одной из этих жестянок проснуться — и разнесет она Петра на кусочки. А ведь у меня женушка словно солнышко. Я ее дома на руках ношу.
— Такими ручищами и повредить можно.
— Вот не думал такое услышать от вас. А вы меня персонально уважать должны!
— Это ж по какому случаю даже персонально?
— Потому как я скоро буду вас как пана старшего полицая возить на мотоцикле!
— Вот как! Когда же это «скоро» будет?
— Как только раздобудут по мне полицейскую шинель, пока на мои плечи ни одна не налазит.
— Это все выдумки Сагайдака?
— А чьи же! Вот голова у человека! Так что, Данило Максимович, погуляем по тылам! Да как погуляем! — радостно улыбнулся Саламаха.
После этого у Данила сразу отпала охота идти к Сагайдаку, Однако в сердцах он кольнул Саламаху: