Снова подошел Степочка с пустым графинчиком. Хмель уже выступил румянцем на его лице. Она молча налила ему, а он молча поблагодарил, поднял вверх большой палец, — мол, все у тебя хорошо, — да и, пошатываясь, поплелся к своему стулу. Не горилки, а гноивки бы тебе! И снова мысли закружились вокруг Данила, Мирославы и всей партизанской родни, по которой так соскучилась она.
За своими мыслями и тревогой она не услыхала, как в корчму вошел заснеженный, окоченевший и оборванный человек. А когда он приблизился к стойке, Яринка узнала его — это был Ступач. Но как изменилось, состарилось его вымороженное лицо, как резко обозначились морщины под глазами, из которых исчезла та жестокость, что угнетала когда-то чуть ли не каждого. Видно, суровое время и невзгоды не щадили его. Узнал и Ступач девушку, в изумлении остановился:
— Яринка, это ты?!
— Это я, пан Ступач.
Душевная горечь выразилась на озябшем лице Ступача.
— Какой я тебе, девушка, пан? Не называй меня таким паскудным словом.
— А разве вы не для панства остались тут?
— Злая судьба оставила меня: под Яготином в окружение попал. Вовек не забуду того яготинского болота и пекла заодно. Вот теперь и качусь, как перекати-поле, по свету. А как же ты очутилась здесь?
— Тоже злая доля заставила.
— А твоя подруга Мирослава жива?
— Жива.
Ступач хотел еще о чем-то спросить, но передумал, вздохнул, а в глазах проклюнулся голод.
— Кусок хлеба найдется у тебя?
— Найдется.
И в это время с пустым графином и тарелкой к ним подошел уже хорошо подвыпивший Степочка.
— С кем ты, Яринка, шепчешься? — И вдруг от удивления у него отвисла челюсть. — О-о-о! Кого я вижу! Пан Ступач! Наше вам, и вообче!
От неожиданности Ступач качнулся к дверям.
— Степочка! Ты — полицай?!
— Пан старший полицай! — даже каблуками стукнул и тихо засмеялся. — Это вас удивляет?
— Нет… Не удивляет. Я думал, ты выше поднялся, — и горькая морщина легла между бровей Ступача.
Степочка гордо усмехнулся.
— А я медленно, по ступенькам: сначала тут набью руку — и в гебитскомиссариат, набью там руку — и выше!
— Так и до виселицы можно подняться.
Чего-чего, а такого удара Степочка не ожидал. Он схватился рукой за карабин, но передумал и начал подбирать слова:
— Выходит, вы и до сих пор из товарища не превратились в пана? Ваши документы!
— Зачем они тебе, Степочка?
И полицай взорвался злостью:
— Я Степочка для своих любовниц, а дли вас я пан старший полицай! Аусвайс!
— Нет у меня аусвайса.
— Тогда руки вверх! Выше, выше! Я должен обыскать вас, и вообче, — и начал не ощупывать, а выворачивать карманы Ступача.
Яринка не выдержала, возмущенно бросила:
— Зачем тебе, злоязыкий, обыскивать его?
— Это вопрос несведущей. Откуда я знаю, кто он теперь, товарищ Ступач или партизан Морозенко, который целых семь эшелонов пустил под откос, а полиция успела сфотографировать только его плечи. Повернитесь!
Ступач повернулся. Степочка вынул фото, сличил его с плечами Ступача и остался недоволен.
А тем временем открылись двери и возле них остановился заснеженный Данило Бондаренко. Он тоже был в форме полицая. Глянула Яринка на Данила, испугалась, сделала какой-то знак рукой, да партизан не понял ее, улыбнулся и начал прислушиваться к словам Степочки.
— А ну, товарищ Ступач, садитесь вот здесь и хорошенько расскажите, как и откуда притопали на территорию рейха?
— Не скажу.
Степочка пренебрежительно оттопырил губы.
— Скажете! Если людскую душу поставить на колени, она все скажет!
Ступач с изумлением воскликнул:
— Мои слова!
— Теперь они мои, вашего ничего нет. — И тут Степочка увидел Данила, вытаращился на него. — А-а-а…
— Бе! — Бондаренко насмешливо взглянул на полицая. — Здорово, «венец природы». Узнал, может?
«Венец природы» скривился.
— Узнать узнал, — Степочка невольно коснулся рукой шеи, — но откуда ты взялся, как очутился в полиции и вообче?.. Говори!
— Это у пана Ступача спроси — он мне помог.
У Степочки глаза полезли на лоб, он с перепугу сразу обмяк.
— Пан Ступач помог?.. Ой, простите, пан Ступач! Я так и догадывался, что вы в тайном начальстве, как пан Басаврюк, и вообче. Но по долгу службы должен был проверить даже вас. Простите, может, чарочку выпьем? Ярина, горилки на две персоны! Как вы гениально сыграли свою роль!
И Ступач не выдержал, с презрением глянул на полицая.
— Замолчи, шут гороховый, я был и до смерти останусь советским человеком.