Гастрольные дороги… Любимый Ленинград… Ужин в «Астории»… Разговоры — о Есенине в «Англетере», то есть вот здесь же… о новых попытках Геннадия Полоки «пробить» фильм «Интервенция», где замечательно сыграли и Володя, и Золотухин, и Юрский, где так славно схвачен жанр режиссером и художником Мишей Щегловым, который тоже здесь, за столом… А вокруг танцует молодежь, и жена Высоцкого поражена: как долго эти девичьи головы берегут прическу «под Марину Влади»… Мы смеемся, что это она отстала от нашей моды… ведь как красиво лежат волосы у русских девушек… «Марина, ну отпусти волосы «под Марину Влади»… Володя очень любит сюрпризы: он может появиться в одном из номеров «Октябрьской», где живут таганцы, на чьем-то дне рождения, когда никто и не мечтает его увидеть… Он ведь сегодня где-то там, с теми-то и с такими-то… А он является средь шумного бала, дарит имениннику песню, а потом такое расскажет и так покажет — насмешит… Но только в том случае, если отсутствуют в атмосфере две крайности — грубое панибратство («Вовка, спой, как человек, не пижонь, что ты, зазнался, такой-сякой») или сладкая почтительность («Ах, вы необычайный, мы вас обожаем больше, чем таких-сяких»).
На гастролях в Париже он был собран, хмур и предельно ответствен — о работе. Почти ни с кем о театре не общался, никого французским бытом не угощал, это как-то обижало, настораживало…
И вдруг подговорил знаменитую сестру своей знаменитой жены — и мы попали в огромный дом о Латинском квартале… все чинно, просторно, великолепно… вот-вот почувствуем себя «месье и мадамами»… и тут объяснилось Володино нетерпение, его совершенно детское плутовство в глазах… мы ждали посреди великолепия, что приплывут на стол невиданные, непробованные яства… Ночью, после «Гамлета», на левом берегу Сены, на втором этаже старинного замка, в честь русских, то бишь иностранных, артистов торжественно внесли два гигантских блюда — горячую гречневую кашу и гору «московских» котлет… И вкусно, и весело, и экзотично… С теперешнего расстояния мне кажется, что Володя был счастлив за свою выдумку, что он обегал нас и узнавал про наше удовольствие с видом того чудесного арапа, которого сыграл на экране, или даже так, как сам автор бессмертной повести о петровском любимце…
В последний год он почти не бывал о театре. По серьезному счету его на Таганку тянули три «магнита»: Гамлет, Лопахин и Давид Боровский. Мало что знали о происходящем о душе у поэта даже очень близкие люди. Здесь опять повторяются мотивы биографии его великих предшественников… И Маяковский был лишен опоры о друзьях, и Есенина сковало одиночество, и Пушкина, как впоследствии сказано, «проглядели»… Я не способен и не оправе судить об этом времени; много загадок, признаюсь, загадано Володей. Как прекрасно, что знак разгадки им подан на главном рубеже жизни — в стихах из его архива…
И еще:
Всеволод ХАНЧИН
«Вы возьмите меня в море, моряки…»
В конце 60-х годов я, работая на «Станкозаводе», был еще и в правлении городского молодежного клуба (ГМК-62) города Куйбышева. Одной из форм его деятельности была организация встреч с интересными людьми науки и искусства и проведение музыкальных и литературных вечеров. По приглашению клуба к нам в город приезжали авторы самодеятельной (как теперь говорят — авторской) песни — москвичи А. Якушева, Ю. Визбор, ленинградцы Ю. Кукин, Е. Клячкин, А. Тальковский, А. Городницкий, через которых заочно мы и познакомились с Высоцким. По телефону договорились о его приезде в Куйбышев с концертами.
Это было в мае 1967 года. Двадцать четвертого числа мне на работу звонит президент клуба Слава Климов и говорит, что машина из обкома ВЛКСМ уже ждет, нужно поехать в аэропорт и встретить Высоцкого.
— Я же его в глаза не видел, — растерялся я.
— Увидишь человека с гитарой, — значит, он.
В аэропорту пробираюсь прямо к трапу самолета. Выходит молодой человек с гитарой, плотный, коренастый, со спортивной фигурой, в белой рубашке. Спрашиваю: