А дальше было как уже случалось не раз. Посмотрели фильм в Госкино («душа у ловчих без затей — из жил воловьих свита»), и кто-то «повелел»: «Выбросьте Высоцкого!» Выбросили… Написали новую музыку, и на том же изобразительном материале без баллад получился фильм «для младших школьников».
Правда, после смерти Высоцкого, когда уже «можно было», режиссер Сергей Тарасов включил некоторые из этих баллад в «Балладу о доблестном рыцаре Айвенго», но там они «не прижились».
После съемок «Интервенции» мы с Володей виделись не часто — я в Ленинграде, а он в Москве или Париже, но встречи были всегда желанными, и мы успевали, как теперь говорят, обменяться «богатой информацией». Иногда он жаловался на травмы, полученные на съемках или в спектаклях, я старался ему помочь, и он уверял, что ему очень помогает мой массаж…
Я следил за его работами в кино и с удовлетворением отмечал все возрастающую его двигательную подготовку, прекрасно понимая, какое огромное время требуется для такого совершенствования, сколько усилий надо затратить, чтобы научиться так непринужденно скакать на лошади, фехтовать, водить машину. В том, как Володя уверенно сидит за рулем, я убедился в Москве, находясь в качестве пассажира в его «мерседесе».
Его фехтовальное искусство мы видели и в спектакле «Гамлет», и в «Маленьких трагедиях» в рани Дон Гуана, и особенно в картине «Сказ про то, как царь Петр арапа женил». Правда, сцена фехтования здесь снята в гротесковом плане, на экране движения в поединке умышленно ускорены, но у зрителя не остается сомнений в том, что его Ганнибал виртуозно владеет шпагой.
Его Хлопуша в «Пугачеве» до сих пор у меня перед глазами… На наклонном помосте, по которому этот бывший каторжник устремляется к Пугачеву, повстанцы удерживают его, оградив цепями (две цепи спереди, две сзади). Актер обнажен до пояса. И вот тяжелые цепи подбрасывают его вверх и с расстояния в два метра швыряют спиной на другие цепи, а затем грудью снова на цепи. И так снова и снова. На теле выступают кровавые рубцы… И все это время он произносит длинный надрывный монолог:
Проведите, проведите меня к нему.
Я хочу видеть этого человека!
Трудно забыть трогательную дружбу Брусенцова и его верного Абрека в картине «Служили два товарища». Лошадь буквально ходит за ним по пятам. А когда корабль, на котором белая армия бежит в эмиграцию, отходит от причала и брошенная своим хозяином лошадь мечется по опустевшей набережной, а затем вдруг бросается в море и плывет за пароходом, Брусенцов подносит пистолет к виску…
Каскадеры хорошо представляют себе, как трудно поставить такой эпизод. Ведь лошади избегают морской воды, а в этой обстановке животное хорошо понимало, что если прыгнуть с причала в воду, то обратно не выберешься. На причале никого не было, никто не заставлял лошадь прыгать в море, и если она это сделала, то только в результате дрессировки, а я бы сказал — из любви к человеку. А что это значит — приучить к себе лошадь? Это надо с ней общаться постоянно, кормить с ладони сахаром, проявлять заботу и ласку. А ведь артист не находился все время на съемках — он периодически улетал в Москву играть спектакли, — и конь отвыкал от него. И все же Абрек решился на этот «трюк». Те, кто близко общается с лошадьми, знают, что это умное, благородное, храброе и самоотверженное животное, которому можно доверить свою жизнь. Когда я думаю об этом случае, мне приходит на ум народная мудрость: «Если тебя любят животные — ты хороший человек»…
Однажды Высоцкий пришел ко мне домой в сопровождении симпатичного молодого человека. Было ему шестнадцать лет, столько же было моему сыну Косте. Юноши начали общаться, но обнаружилось, что Игорь говорит только по-французски. Это был сын Марины Влади, приехавший на лето в нашу страну. Бросалось в глаза, что Игорь души не чает в Володе, постоянно обращается к нему с вопросами и они что-то оживленно обсуждают.
Когда стали рассматривать мой фотоархив кинотрюков, у Игоря загорелись глаза. Костя комментировал фотографии, а Володя быстро переводил на французский.
За обедом Володя сказал:
— Игорь пробудет в Союзе все лето. У нас с Мар просьба к тебе: нельзя ли занять парня каким-нибудь мужским делом, а то, понимаешь, в его парижском пансионе чувствуется «тлетворное влияние Запада» — мальчишки начинают курить марихуану, и мы опасаемся, как бы он тоже не свихнулся.