Выбрать главу

На съемках мы не могли не обратить внимание на то, как самозабвенно трудятся актеры и режиссеры, как они строго относятся к себе. Видимо, поэтому они умеют и отметить мастерство других, открыто проявляя свое уважение и нередко подчеркивая его. Нам, фехтовальщикам, быстро представился случай убедиться в этом.

Еще до начала съемок каскадеры одолевали меня просьбами: «Попросите у Высоцкого билеты на Таганку!»

Сначала задача казалась для всех простой и легко выполнимой. Владимир Высоцкий доброжелательно и по-товарищески общался со своими «противниками», многих уже помнил по именам и не раз подчеркивал свое понимание значительности проделанной ими работы для подыгрывания главному герою. Но я сдерживал ребят от преждевременных просьб по поводу театрального визита на Таганку.

Когда работа была закончена, спортсмены! и актеры разошлись по раздевалкам, а я присел в ожидании их и Высоцкого, думая, конечно, и о том, как удовлетворить страстное желание ребят. Само собой разумеется, напрашивались уже и первые выводы. Ловлю себя на крамольной мысли. Ведь по привычке постоянно наблюдать за учениками, оценивать мотивацию их слов и поступков, совершенно непроизвольно держал под постоянным тренерским контролем и Владимира Высоцкого. Становилось очевидным, что его «напрягают» залпы взглядов окружающих, рождают ощущения находящегося как бы под «огнем», ибо нелегкая его судьба известна большинству людей, с которыми сталкивается. Поэтому и борется постоянно за инициативу, не плывет по течению, в вынужденных контактах постоянно атакует, избегая только входа в «ближний бой». Но в резких вопросах стремится соблюдать грани дозволенного и не доводит словесную перепалку до истинного «кровопролития».

Главное же, видимо, все-таки не в этом. Поэт своего времени, певец, актер добывает в словесных конфликтах достоверную информацию о людях. И если решаешь задачи познания жизни — в «окопах» не отсидишься, так как именно в экстремальных ситуациях человек себя раскрывает. Иначе говоря, при его песнях, стихах, отношении к драматургии строить свое поведение по принципу «божьей коровки» не годится. Да и в морально-психологическом плане тогда просто не выжить.

Наконец собрались все члены каскадерской группы. Ждем только Высоцкого. И тут выясняется, что он уже ушел.

— Не надо огорчаться, — утешаю я ребят. — Он очень устал, уже поздно. Мы еще увидимся на просмотрах, и, конечно, он нам не откажет и пригласит в театр.

— Да-а, — недоверчиво протянул кто-то, — плакали наши билетики…

Мы вышли на улицу. В двух шагах от ворот «Мосфильма», приткнувшись к бровке, вздрагивал заведенный «мерседес». Дверь распахнулась, оттуда выглянул Высоцкий и, приглашающе взмахнув рукой, воскликнул:

— Маэстро! Ну сколько же вас ждать!

За моей спиной раздался взрыв веселых возгласов. Для моих молодых коллег в этом «кличе» подтверждение их желания видеть в любимом поэте и артисте хорошего человека, которого популярность не лишила способности быть внимательным к «младшим» собратьям по труду. Он не видит и тем более не воздвигает барьера между ними и собой. Раз отношения стали товарищескими, не отвернется при встрече даже на улице.

Через минуту наша компания заполнила вместительную машину. По дороге шумно обсуждали события прошедшего дня, еще раз переживая недавний бой, мечтали о будущих фильмах с дуэлями и рыцарскими турнирами… Владимир Высоцкий был немногословен. Окунувшись в атмосферу фехтовального поединка, подержав в руках оружие, он складывал о пережитом стихотворные строки, время от времени говорил пару из них, затем обращался к нам:

— Как, ребята, получается? Ничего? Похоже?

В мчащейся по ночной Москве битком набитой машине обсуждали, соглашались и спорили счастливые люди, увлеченные самым интересным на свете — любимым делом.

Олег БЛОХИН

Вечер в Монреале

Олимпийский Монреаль. 1976 год. Мы проиграли тогда все, что можно было проиграть. И не только на Олимпиаде, а вообще в первой половине сезона. Настроение — хуже некуда.

Вышли из гостиницы — подальше от гнетущих четырех стен. От гнетущих дум никуда не денешься. Побрели с Леней Буряком по монреальским улицам, заглянули в магазин — купить домашним сувениры. Народ в магазине, вдруг слышим: «Смотри, такое впечатление, будто это живые Блохин с Буряком, а?» Оглянулись злые — не до шуток нам было. Высоцкий с Мариной Влади. Они Володе кожаный пиджак подбирали. От одной его улыбки — широкой, доброй — легче на душе стало.

Мы познакомились с ним годом раньше, когда под флагом сборной СССР выступало все киевское «Динамо». Готовились в подмосковном Новогорске к товарищеской игре с итальянцами (к слову, победили в ней —1:0), и он приехал к нам выступать и, как он сам говорил, «познакомиться с теми, кто навел шороху в Европе»: мы весной 75-го выиграли Кубок кубков. Часа на четыре он заставил нас забыть обо всем на свете, полностью владел нами, пел, лишь изредка беря паузу, чтобы отдышаться. Он не веселил нас и не забавлял, что иногда делают приезжающие к спортсменам артисты. Мы жили каждым его словом, переживали вместе с ним, негодовали, смеялись и грустили. И сейчас, как поет Булат Окуджава, «пусть кружит над Москвою охрипший его баритон, ну, а мы вместе с ним посмеемся и вместе поплачем». Не только над Москвою, над всей страной.