Выбрать главу
И микрофону я не по нутру — Да, голос мой любому опостылит. Уверен, если где-то я совру,— Он ложь мою безжалостно усилит.
Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепит с боков прожектора, И — жара!.. Жара!.. Жара!
Сегодня я особенно хриплю, Но изменить тональность не рискую,— Ведь если я душою покривлю,— Он ни за что не выпрямит кривую.
Он, бестия, потоньше острия — Слух безотказен, слышит фальшь до ноты. Ему плевать, что не в ударе я,— Но пусть я верно выпеваю коты!
Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепят с боков прожектора, И — жара!.. Жара!.. Жара!
На шее гибкой этот микрофон Своей змеиной головою вертит. Лишь только замолчу — ужалит он,— Я должен петь — до одури, до смерти.
Не шевелись, не двигайся, не смей! Я видел жало — ты змея, я знаю! И я как будто заклинатель змей: Я не пою — я кобру заклинаю.
Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепят с боков прожектора, И — жара!.. Жара!.. Жара!
Прожорлив он, и с жадностью птенца Он изо рта выхватывает звуки. Он в лоб мне влепит девять грамм свинца, Рук не поднять — гитара вяжет руки!
Опять!.. Не будет этому конца! Что есть мой микрофон — кто мне ответит? Теперь он — как лампада у лица, Но я не свят, и микрофон не светит.
Мелодии мои попроще гамм, Но лишь сбиваюсь с искреннего тона — Мне сразу больно хлещет по щекам Недвижимая тень от микрофона.
Бьют лучи от рампы мне под ребра, Светят фонари в лицо недобро, И слепят с боков прожектора, И — жара!.. Жара!

1971

II. Песня микрофона

Я оглох от ударов ладоней, Я ослеп от улыбок певиц — Сколько лет я страдал от симфоний, Потакал подражателям птиц!
Сквозь меня, многократно просеясь, Чистый звук в ваши души летел. Стоп! Вот — тот, на кого я надеюсь, Для кого я все муки стерпел.
Сколько раз в меня шептали про луну, Кто-то весело орал про тишину, На пиле один играл — шею спиливал, — А я усиливал, усиливал, усиливал…
На «низах» его голос утробен, На «верхах» он подобен ножу,— Он покажет, на что он способен,— Но и я кое-что покажу!
Он поет, задыхаясь, с натугой — Он устал, как солдат на плацу,— Я тянусь своей шеей упругой К золотому от пота лицу.
Сколько лет в меня шептали про луну, Кто-то весело орал про тишину, На пиле один играл — шею спиливал, — А я усиливал, усиливал, усиливал…
Только вдруг: «Человече, опомнись,— Что поешь?! Отдохни — ты устал. Это — патока, сладкая помесь! Зал, скажи, чтобы он перестал!»
Все напрасно — чудес не бывает — Я качаюсь, я еле стою,— Он бальзамом мне горечь вливает В микрофонную глотку мою.
Сколько лет в меня шептали про луну, Кто-то весело орал про тишину, На пиле один играл — шею спиливал, — А я усиливал, усиливал, усиливал…
В чем угодно меня обвините — Только против себя не пойдешь: По профессии я — усилитель,— Я страдал, — но усиливал ложь.
Застонал я — динамики взвыли,— Он сдавил мое горло рукой… Отвернули меня, умертвили — Заменили меня на другой.
Тот, другой, — он все стерпит и примет, — Он навинчен на шею мою. Часто нас заменяют другими, Чтобы мы не мешали вранью.
…Мы в чехле очень тесно лежали — Я, штатив и другой микрофон,— И они мне, смеясь, рассказали, Как Он рад был, что я заменен.

1971

Дурацкий сон, как кистенем…