– Оболенская, – провозгласила географичка. – Давай проверим, чему вас учат на Неве. К доске. – От доски (над морем, с пиратского судна) меня спас звонок.
тетрадный листок с инструкцией:
Если бы добрый волшебник предложил вам исправить ошибку, ту самую, после которой вся жизнь пошла наперекосяк, как бы вы скрутили петлю в материнской утробе? Предлагаю проверенный метод (научил отец). Называется «спецназовский узел». Кожа ремня должна быть мягкой, истёртой, но крепкой. Кладёте ремень лицевой стороной вниз, один из концов (где дырочки) сворачиваете пополам, нутром наружу. Получившуюся петлю заправляете в пряжку. Если потянуть за хвост, оставшийся край, узел без ножа не расцепишь. На здоровье.
«Папа уже мёртв, – писала я, – но пока об этом не знает».
«Брат когда-нибудь кинет меня ради одной из них, – писала я. – Надо помнить, что он говорил. Если его нет рядом, на тебя напали, и у тебя есть нож, выбери точку: горло или солнечное сплетение. Бей прямо туда. Его нет рядом. Опасность всё ближе. Она безлика и неуязвима для лезвий».
– Оболенская, – вмешалась математичка, – может, ты расскажешь основные понятия многочлена? Записки положи сюда, на стол, после урока заберёшь.
Блокнот ушёл в сумку. Понятия я ей объяснила.
– …а теперь я дам вам примеры, первая пятёрка решивших получит соответствующую оценку, шустрее достаём ручки и включаем мозги…
Я убежала первой. Дождь врезал пощёчину земле, разомлевшей под ласками солнца. Охранник за лишней партой, как яйца, высиживал геморрой.
– Не дёргайся, – сказал Марк (с Таней, без свиты). – Я вызвал такси.
Жжёная резина
Это случилось в тот же день, ближе к вечеру.
Один фонарь на всю улицу, и тот мигает.
Мы, вдвоём с Марком, отправились куда ни попадя, по темнеющим переулкам. Я надела грубые резиновые сапоги и болоньевую куртку. Под подошвами хлюпала грязь. Свет срывался. Небо засыпало звёзды чернозёмом, закопало в глине туч. Тропинки язвились ямами. Бугрились кочками. Из-за дощатых изгородей лаяли псы. Петухи ругались. Шиферные крыши почти смыкались, но не дотягивались друг до друга.
– Давай заблудимся, – предложил брат. С компасом и навигатором в кармане.
От обеих сторон дороги, перпендикулярно – расходились узкие переулки сельских домов, как шерстяным свитером, запряженных нитями темноты. Кривозубые шеренги. Рядовые солдаты без ориентиров, группы крови на рукаве. Мы шли по тонкой полоске земли между проезжей частью и жухлыми газонами у ворот, метрах в двадцати от жизни (в окнах горели внимательные жёлтые лампы), и, не сговариваясь, свернули в один из переулков. Жестяная табличка «пер. Лесной» держалась на честном слове. Лужи приходилось огибать по каменистым бродам. Видимо, здесь обитала беднота. Из некоторых труб валил дым. Иногда попадались целиком заброшенные участки. Крапива и полынь.
– Темно, хоть глаз выколи, хоть кому-нибудь, особой разницы не заметишь, – сказал Марк. – Где-нибудь на заброшке можно переночевать.
– Можно и жить остаться, – добавила я.
– Вообрази… – он посмотрел вверх, на луну, которой не было видно, – вообрази землю после катастрофы. У тебя ничего нет. Даже имени. Паспортные базы стёрты. Ты идёшь среди дымящихся обломков. В клубах дыма. Небо – чёрное, но, день или ночь, нельзя понять, часов нет, а темно круглосуточно. И вдруг ты замечаешь, да, на обочине – последнего выжившего вместе с тобой. Девушку в белом платье, которая курит последнюю на планете сигарету. Она поворачивается. И тебе уже наплевать, как тебя зовут, и есть ли что-то ещё. Ты видишь одно: насколько она прекрасна.
Глянул на меня. Мне захотелось, чтобы так он глядел на меня, а не на неё, в фантазии.
– С лицом в копоти? – поддела его. – В рванье?
– Пол-лица у ней отобрал ожог. Я стою, как пень, наповал сражён, – неизвестно, откуда взял, но мне понравилось.
И тут я почувствовала слежку. Чьи-то глаза наблюдали за нами. Глаза без тел, глаза темноты. Марк обнаружил их, когда они приблизились. У говорящего – кухонный тесак с ржавым лезвием.
– Деньги, телефоны, всё ценное на землю, – тявкнул чернявый парнишка, – и без глупостей! – Крючковатый нос. Вздёрнутая верхняя губа. Фальцет до ломки. За его спиной стоял ещё один. Немногим старше, такой же тощий. Беспризорники. Оборванные, от одежды разит ацетоном и бензином. Быстрее, чем кто-то дёрнулся, брат выхватил из кармана отцов травмат. Пальнул в землю. Шаг вперёд, меня – за спину.