Мимо красных, сплетенных чугунной сетью в единый монументальный комплекс зданий мэрии они смещались в сторону Пушкинской, когда Маша, прерывая рассказ об осаде Москвы и почетной капитуляции лужковского гарнизона превосходящим силам новых федералов, вдруг развернулась к залатанному в доспехи всаднику с простертой дланью и противным голосом заявила совсем некстати:
– А памятник основателю Петербурга грандиознее, чем основателю Москвы.
– Так что ж вы не следите за вашей муниципальной гордостью? – парировал, не смутившись, Гарик. – Он аж позеленел весь, как мхом зарос. И никому до этого дела нет. Не сравнить с Долгоруким.
– Сколько ваш Юра здесь стоит? Что, не знаешь? А кто скульптор? Хорош москвич!.. Я тебе про «Медного всадника», про Фальконе[1] все могу рассказать.
– Сто лет стоит. Почти. С 1912 года. А скульптор… этот… Клодт.
– С 1912 – это далеко не сто лет. Значит, наш Петр старше его на сто тридцать лет. Так что ваш Долгорукий – мальчишка перед ним.
Гарик не вытерпел:
– Да что ты привязалась со своим «Медным задником». Да хоть под кровать себе его поставь.
– Грубый мужлан.
– Извини, пожалуйста, – тут же сдулся Гарик.
– Гарик, откуда ты такой заумный взялся? Тебе голову изнутри не жмет?
– Тебе не интересно? Я плохо рассказываю? – В вопросах Гарика слились горечь и ожидание заверения: «Ну, что ты. Совсем наоборот».
Маше в какой-то момент стало его по-женски жалко.
– Не в этом дело, – она попыталась взять себя в руки и подыскать, и расставить слова так, чтобы не причинить невольную боль. Гарик ведь старался, и не его вина, что он попадал все время мимо цели. – Ты рассказываешь здорово, умно, любопытно… но не о том.
– А о чем ты бы стала слушать?
Маша задумалась:
– О, кругом столько вопросов… Например, о чем плачет туча, или куда ведет радуга? Что успевает передумать сорвавшийся осенний лист, прежде чем коснется земли? Зачем мы рождены и теперь живем в этом мире и что надо придумать, чтобы не умирать?.. Я могу продолжать долго.
– Ты задаешь вопросы, на которые нет ответов.
– Ответы есть на все вопросы. Но на эти вопросы ответов слишком много. А хочется услышать тот, что найдет отзвук в твоей душе. Ты меня понимаешь?
– Конечно. Если хочешь, я могу ответить на один из таких вечных вопросов?
– И на один иногда бывает больше, чем можно ожидать.
– Я знаю, откуда берутся дети.
Маша остановилась:
– А этот вопрос я тебе не задавала.
– Ты обиделась?
– Мне надоело. Я хочу домой.
– А у меня еще запланирована большая программа. Сейчас мы перекусим в «Патио Пицце». И на вечер у меня билеты в Ленком…
– Приятного аппетита. Не буду мешать твоей большой программе.
Маша развернулась на пятках и, более не оборачиваясь, направилась к метро. Гарик догнал ее уже у входа в подземелье, но весь оставшийся обрывок пути был немногословен. Маша и вовсе отмалчивалась. Ей было стыдно, но она не хотела себе в этом признаваться.
Оказавшись дома, Маша, едва добежав до своей комнаты и забаррикадировав дверь, бросилась на кровать и наконец дала себе волю – разревелась. Так все было до жути глупо. Глупо и препротивно. Чтобы она еще хоть когда-нибудь, хоть с кем…
Круги на воде от упавшего в озерцо камня достигли берегов, и волны постепенно улеглись, успокоились. Жизнь обретала новые, но уже не такие пугающие формы.
Гарик вольно или невольно по-своему отомстил Маше. Как уж была организована утечка информации, по всей видимости, не без посредства Дика, – но в понедельник все уже знали, без интимных подробностей, разумеется, о воскресной экскурсии Маши. Вообще, все, что касалось ее персоны, обсуждалось в кулуарах весьма охотно. Новенькая – кто она? Что она?
Непредвиденно история с экскурсией возымела определенные положительные следствия. Гарик, получивший публичное признание своих прав на Машу, успокоил, хотя бы отчасти, общественное мнение. Страсти понемногу стихали. Разве что Дик продолжал тихо вздыхать по новенькой так, что эти вздохи были слышны на другом конце класса. Но на это мало кто обращал внимание: за Диком давно закрепилось амплуа безответного любовника. Гарик, дабы поддержать собственноязычно созданную легенду, время от времени совершал те или иные марш-броски с целью захватить новые плацдармы на подступах к осаждаемой крепости, но вскоре отошел от тактики лобовых атак. Возможно, потерпев уже однажды фиаско на Тверской, Гарик побаивался прилюдного повторения чего-то подобного и свои набеги на вожделенную территорию совершал зачастую в отсутствие армии противника или проходился по тылам, умело уклоняясь от возможных контратак и мелких стычек. В конце концов, вполне правдоподобной и безотказно срабатывавшей стала версия всеобщей и всегдашней занятости учебой, подготовки к вступительным экзаменам, которой можно было оправдать отказ пойти с Гариком в кино или клуб. Тем не менее большинство ребят признало победу за ним, и Маше стало легче жить.
1
Этьен-Морис Фальконе (1716–1791) – французский скульптор. В 1766 г. благодаря посредничеству Дидро и Вольтера получил приглашение в Россию для создания памятника Петру I. Памятник был открыт в 1782 г.