Наблюдая за ней сейчас, он вдруг вспомнил, как еще в детстве она умела сердиться.
Ночь стояла такая же темная, непроглядная. Одна из ночей во время перехода через кряжи Эред-Лиуна. Мать пыталась уложить маленькую Румер спать, а та топала крошечными ножками и отбивалась от баюкающих рук женщины. Боромир тоже не мог уснуть, раздосадованный шумом и капризами дочери вождя.
– Ух, отлупил бы! – сквозь стиснутые зубы шипел юноша.
Через пару дней он опять стискивал зубы, но уже не от желания побить девчонку. Ночное небо было усеяно звездами, словно насмехавшимися своим величием над горем ничтожных Аданов. Едва сойдя с коварных отрогов Эред-Луина, они попали в западню орков, что безнаказанно рыскали в ту пору по этому краю. Многие погибли, среди них и жена Боэроса. Боромир тоже получил пару ссадин – его как слишком юного не пустили в самую гущу битвы.
Сейчас же Румер безудержно вопила, требуя чтобы пришла мама, а пьяный и тяжелораненый Боэрос не мог совладать со своей семилетней дочерью.
Боромир осторожно подошел ближе. Сам не зная зачем, однако, эти пару шагов определили всю его последующую жизнь. Заметив юношу, вождь толкнул к нему Румер.
– Успокой ее, сынок, – гаркнул он, – иначе девчонка не увидит завтрашнего рассвета.
Родителей Боромир не помнил: Боэрос принимал участие в его судьбе и воспитании, потому, не имея наследника, изредка звал парня сыном.
Боромир подхватил на лету дрожащую девочку и прижал к себе изо всех сил. Малышка неожиданно перестала плакать и обхватила ручонками его талию. Макушка Румер едва доходила до груди юноши, так что она уткнулась лицом ему в живот и затихла.
Боэрос ушел, а двое детей так и стояли, обнявшись, точно поддерживая друг друга и не позволяя упасть. Боромир гладил девочку по волосам.
– Все будет хорошо, радость, – сказал он. – Пойдем спать – мама придет к тебе в царстве снов.
– Правда? – глухо проговорила Румер, не отодвигаясь от своего нового защитника. – Папа сказал, что больше я ее не увижу.
– Папа – взрослый, а взрослые не знают, что можно путешествовать во сне. Пойдем, радость.
Запрокинув голову, девочка всмотрелась в лицо Боромира.
– Мама тоже взрослая…
– Твоя мама особенная, – поспешно перебил ее парень, – она не забыла этого секретного пути.
«Откуда я только беру всю эту чушь», – подумал Боромир, уводя малышку к своему пристанищу у большого валуна.
Витязь улыбнулся образам далекого прошлого и наконец-то осмелился обнять ворочающуюся девушку. Как и в детстве, Серебрянка мигом успокоилась.
В предрассветной дымке ворота Имладриса раскрылись пред своим Властелином. Бросив поводья выскочившему на шум конюху, Кейран громко выкрикнул имя жены. Он так надеялся, что через несколько мгновений увидит, как она бежит по мосту ему навстречу. Воображение рисовало ее стройную фигурку, которую он крепко сожмет в объятиях, и развевающиеся серебряные волосы, в которых он спрячет лицо, упиваясь ароматом степных трав. Его Госпожа сохранила запах степей, откуда пришло ее племя. Там вдали, за отрогами Эред-Луина, появилась на свет эта девочка, подарившая ему лучшие за всю его многовековую жизнь дни. А что он сделал?
Кейран ощутил, как краска стыда заливает щеки, а почти осязаемый образ Келебрин тает в лучах восходящего солнца. Мост пустовал, как и притихший двор. Оно и понятно: большая часть обитателей Имладриса сейчас находилась в лагере Финголфина, но куда подевались девушки-прислужницы, оставленные для Госпожи?
Тишина душила эльфа, заставляя вновь испытывать угрызения совести за произошедшее на берегу Нарога.
– Эру, пусть она просто еще спит. Пусть ядовитые слова Аредель окажутся ложью, – бормотал Кейран по пути в свои покои.
Подходя ближе, он с каждой секундой замедлял шаг, словно боялся повторения увиденного ранее: пустая спальня, открытое окно и ветер играет обрывками балдахина над ложем его растоптанной любви.