— Югослав? — без шуточек уточнил я.
— Ага. Чистокровный серб… — с давнишней обидой любого белградца поправил Павле.
Мне оказалось крайне приятна его принадлежность. Югославы всегда были близки к Руси, верные соратники и единомышленники, ни разу нас не предавшие, хоть и подпирали бедняг полноценной войной, гнали с родной земли, травили, голодом морили, разрушили страну, зажали многим сильнее, чем Украинцев, приперев к самой стенке, но Сербы не преклонились и не отказались от памяти и своих братьев, так оставалось и по сей день.
— Можете звать Пашей. Только это… Если в интернете будете смотреть перевод, пожалуйста, не называйте меня «маленьким»!
Видимо, уже не раз бывало, вот он и предупредил.
— Да ни за что! — пообещал Рома.
— Если только Дима. Но мне кажется, вы ещё не на той стадии отношений! — посмеялся я, а Дима напрягся.
— Думаю, ты вообще не в его вкусе, — подхватил Рома.
Света, как трещотка, накинулась с расспросами. Дима заинтересовал базой, а потом замолчал, и все перешли к стороннему, мало значимому общению. Единственная девушка попыталась завести важную тему, но мы уже наговорились и наволновались, потому все её попытки разбивались о безучастность окружающих. В конечном итоге притязания сошлись лишь на Диме. Он единственный подавал признаки жизни, изредка выбираясь из собственных размышлений. Каждый из нас сейчас выстраивал приоритеты, а общение Светы и Димы сводилось к форме «вопрос-ответ».
Как я и предполагал, полковник не оставлял попыток повлиять на наше решение всю дорогу, как бы ненароком упираясь в свою выгоду, подводил собеседников к своим приоритетам, но очень осторожно, считая, что действует незаметно, но это было не так. Стоит отдать должное его опыту и умению воздействовать на людей, если бы он ранее не высказался открыто, а сразу действовал исподтишка, ничего не рассказывая о Кверт Индастриал, подводка не была бы заметна.
В те моменты, когда Анатолий озвучивал свои вставки, я пристально наблюдал за Димой, меня тревожило, с каким интересом Еврей на него смотрит, слушает каждое слово. Словно добровольно накручивает себе на уши лапшу, как умеет только его мнительная натура.
«Хорошо, у него уши большие, и лапши не хватит!» — подумал я, не выдержав и бросив глупую фразу, после которой Анатолий точно понял, кто из нашей группы сейчас мутит воду, лишая его ценного приобретения:
— Слюну подбери, а то за ней и мозг вылезет.
Близко меня зная, Дима хорошо понял тематику моего недовольства. Разговор он не приостановил, а Толик неприятно на меня посмотрел, словно я обратился против него. Казалось, получу от него ответное обращение, но он промолчал, улыбнувшись, и отвёл взгляд. Дима задумался, не дав мне ответа и даже не послав. Каждую секунду он всё сильнее меня тревожил — резкий малый, такие мысли в его голове способны привести к самым непредсказуемым последствиям и необдуманным решениям.
После того, как я сконцентрировал внимание, Рома шустро влился в суть претензий, но говорить ничего не стал, лишь пробросил по нам взгляд. Он засомневался и решил повременить со вмешательством. У Серёжи всё было хорошо, он и не думал о том, куда податься, удобнее дождаться выбора остальных, поспорить он любил только в менее важных вопросах.
— Скоро прибываем, — прозвучало через громкоговоритель.
— Ништяк, — сказал кто-то, все резко оживились и завели общий разговор. Каждый перебивал соседа, выглядело смешно, цирком и закончилось.
— Последнее предложение, — моментально разжёг всеобщий интерес Толик, особенно у тех, кто прибыл недавно. Служивый торопился в осознании, что время жмёт. — Присвою каждому звание лейтенанта сразу при поступлении и оклад в две с половиной тысячи международных вам четверым для начала, а потом больше, ну, и по тысяче для остальных, но с начального звания…
Звучало неестественно, грубое нарушение, но то для нас, а он действительно так мог. Его помощник Вова уронил челюсть. За три года в полиции и четыре в гвардии, в спецкомитете он только недавно стал лейтенантом, а платили ему лишь половину от того, что предложили нам.
Анатолий прямо задавил нас перспективами, относись я к силовикам чуть-чуть иначе, согласился бы без задней мысли. Однако уже имеющиеся из личного опыта впечатления о полиции и примерное понимание принципов военного дела тормозили процесс согласия, перекладывая образы старых структур на их преемников в лице гвардии, не отпуская меня, даже когда я того уже было сам захотел. Мысли в голову полезли не самые лучшие, сводя на нет все усилия полковника.