Мысленно Сулан в сотый раз прокручивал заранее подготовленный план ухода от прибывающих гвардейских кораблей и осложнений не ожидал. Когда моя месть была осуществлена, их план дал трещину, но Сулан быстро сориентировался. Распорядитель не сильно переживал из-за потери одного из своих. Более того, отреагировал, словно ему на руку сыграло, самому не пришлось избавляться от друга. Сильнее напрягала потеря видеоресторатора с записью преступления, ведь на них даже масок не было, но возвращаться он не стал. Миссия показала бандиту нелепость выбора кадров, Мирза стал проблемой в сокрытии следов и мог подставить всю группу. Сулан сделал правильный выбор и, не теряя времени, без отклонений прыгнул на место пассажира. Машина сорвалась с места.
Отступление не сразу удостоилось моего внимания, я целиком был занят лежащим на земле другом, но и не заметить сорвавшуюся с места машину было невозможно.
Когда напавшие удалились, я с облегчением выдохнул. Постепенно накатила пронзительная боль во всей руке и в плече, а холод отступал, быстро угасая. Пытаясь пошевелить конечностью, я понял, что не получается. Скинул Мирзу и попытался выйти из машины. Выставил ноги, однако подняться оказалось затруднительно, решил не спешить. Правым боком оперся на спинку и повернулся на Толика, испытывая к нему весьма противоречивые чувства, а увидев каменное лицо, разозлился ещё сильнее. Тот молчал. Больше всего меня напрягало ощущение, что он нас использовал, ведь не ожидая такого, невозможно столь спокойно себя вести. Факт показался бесспорным.
— Ни к чему это было, — монотонно, но очень отчётливо проговорил полковник с неким осуждением.
Поверженный не шевелился. Но я всё же потолкал его ногой с отвращением и пренебрежением. Выплеснул негативный заряд, что Анатолий внёс в нашу жизнь.
— Судя по тебе, нужно было лечь и получать удовольствие… — огрызнулся я, снова повернувшись к нему.
Моё дыхание сильно участилось, а кислорода становилось всё меньше наравне с адреналином. Оттаявшее плечо сильно кровоточило. Навыками проходить через столь стрессовые ситуации я не обладал, впервые настолько сильно встряв, на грани жизни и смерти. Но торчащая сбоку трупа сосулька стала лучшими доказательствами моей компетенции. О чём думал Анатолий, оставалось загадкой.
Внутренний конфликт набирал обороты. Я через боль и со стоном перевалился на край, высунувшись из транспортного средства. С трудом нагнулся и поднял кошелёк Димы, заметил на грабителе некий жилет, но не обычный: кожаная форма, укреплённая несколькими вшитыми пластинами. Поспешно убедился, что пробил её. Как оказалось, импровизированное орудие прошло между твёрдыми фрагментами, и вышло сбоку, но кровь шла и снизу, и сверху.
Не знаю, почему, но раньше я по-другому представлял себе состояние от осознания убийства человека. Всегда считал этот рубеж недопустимым и даже представить не мог, что придётся записать на себя чью-то душу. Теперь мысль не могла вылететь у меня из головы, даже когда было плохо, и думать следовало о другом, однако совестные муки накатывать не спешили, процесс протекал в качестве размышлений. Не назову своё отношение к столь высокому вопросу идеалистичным. Я б не осудил за подобное кого-то из друзей, ведь как по мне, деяние выглядело равнозначным. Мне не жалко людей и тем более Мирзу, попади на моё место другой, но при тех же обстоятельствах похвалил бы за мужество. Просто себя в роли вершителя судеб никогда не видел, давно решив, что жестокость меня не достойна, и отмыться от смерти не получится никогда, даже переродись мой дух десять раз, если реинкарнация существует.
Но прошлого не возвратишь, да и убеждение в собственной правоте помогало. Полноценно всё осознав, выгнал, наконец, левые мысли из головы и перестал помышлять, бросив тему. Собственноручно поставленная грань престала иметь значение, став абсолютно неактуальной. Не знаю, как могло случиться так, что отнятая жизнь взяла на себя так мало внимания, а самый страшный из грехов спустя несколько минут потерял смысл. Может, виновата моя безбожность, но претензии к полковнику доминировали над нарушенным заветом. Быстрая смена позывов радовала и наполняла унынием в равной мере. Казалось, что было бы лучше, охвати меня страх или напади совесть, всё менее тревожно, чем серое равнодушие. Я прервал его жизненный цикл, и когда-нибудь, плевать перед кем, но должен буду ответить.