На той стороне толпа вливается в ярко освещенный зев кинотеатра. Прохожие едят мороженое. Тротуар здесь неширокий, и Франсуа хорошо видны лица пассажиров в проезжающих автобусах. С недавнего времени у всего появился легкий привкус пыли, лета и пота: стоит жара, и окна в домах на ночь оставляют открытыми.
Ее нет. Есть только две другие - крупная блондинка, которую Франсуа мысленно окрестил Фельдфебелем, и малышка с внешностью служанки; она очень неумело мажется и вряд ли даже совершеннолетняя. Все это очень смахивает на балет. Сквозь стекло, на котором он видит наоборот буквы, слагающиеся в фамилию "Пополь", Франсуа наблюдает, как девушки идут по тротуару навстречу друг другу. Идут неторопливо, помахивая сумочками. Сойдясь, обмениваются, нет, не улыбками, скорей - гримасами. Гримаса служаночки означает: "Бедные мои ноги". Вот она улыбнулась прохожему, остановилась, пожала плечами и пошла дальше, чтобы у магазина мужских рубашек сделать разворот, а в это время Фельдфебель на другом конце дистанции на миг замерла в темноте поперечной улицы. Там есть гостиница: тусклая лампочка над дверью, справа окошечко портье, запах линолеума.
Может быть, третья сейчас в гостинице с клиентом?
Франсуа нравится представлять ее с клиентом. И еще ему нравится, как она с безразличным видом входит в бар и, прежде чем облокотиться на стойку, бросает быстрый взгляд на Франсуа, а потом произносит: "Пополь, мятной с минералкой!"
- Виноградной водки! - постучав монетой по мраморной столешнице, крикнул Франсуа.
Нет, он ничуть не пьян. Он никогда не перебирает. Он четко знает границу, до какой позволит себе дойти, - когда туман сгущается настолько, что и люди, и вещи выглядят такими, как ему хочется.
Бездумно глядя в окно, он поднес стопку к губам и вдруг застыл, в горле у него пересохло. На улице прилип лицом к витрине мальчик, он стучит ладонями по стеклу, и этот мальчик - его сын! Франсуа вскочил, рванулся к двери, но, вспомнив, что не заплатил, возвратился к стойке. На углу, где девицы столковываются с клиентами, Боб подал ему руку.
- К нам кто-то пришел, - сообщил он.
- Кто?
- Он не сказал, как его звать. Пришел с полчаса назад и спросил, твой ли я сын.
- Почему ты не подождал меня дома?
- Не знаю. Я испугался.
У Франсуа Лекуэна вертелся на языке совсем другой вопрос; но он не осмелился его задать. Их дом находится метрах в двухстах, однако Франсуа ни разу не заходил к Пополю днем. Бобу полагается ложиться спать в восемь. Возвращаясь домой, отец всякий раз заставал сына в постели, и когда наклонялся поцеловать, впечатление у него было, что мальчик спит. При этом Франсуа очень следил, чтобы не дохнуть на сына.
- Как он выглядит?
- Толстый, волосатый. Говорит чудно. Так сердито спросил: "Полагаю, ты его сын?" - что я испугался, вдруг он меня ударит.
- Что он делает? Ты оставил его одного?
- Я сказал, что пойду поищу тебя. А он сел в твое кресло. И еще спросил, нет ли в доме чего-нибудь выпить.
- А потом?
- Дал мне денег и велел купить бутылку коньяка.
- Ты купил?
Боб протянул отцу банкноту, которую держал в сжатом кулаке. Они пошли быстрей. У винного магазина Франсуа остановился и подумал: может, правда купить на всякий случай бутылку?
- Боб, а ты уверен, что никогда не видел его?
- Да.
Франсуа купил бутылку коньяка "три звездочки". Из-за неведомого гостя улица казалась ему чужой, чуть ли не фантасмагорической. В прохожих тоже была какая-то таинственность.
- А как?..
Нет, об этом не стоит. Но все-таки странно, что мальчик прилип лицом именно к витрине бара Пополя. Выходит, он знал?
Живут они в самой тихой части улицы Деламбра.
Привратница сидела в своей каморке и, широко расставив ноги, лущила горох.
- Добрый вечер, госпожа Буссак! - бросает Франсуа, хотя прекрасно знает, что она не ответит, лишь пренебрежительно нахмурится: он уже полгода не платил за квартиру.
Лифта в доме нет, но лестница чистая, с красной дорожкой, которая крепится медными штангами. Четвертый этаж, направо. Франсуа поискал в кармане ключ, потом увидел, что дверь открыта. Машинально повесил на вешалку шляпу, направился в столовую и на пороге вдруг наткнулся на насмешливый взгляд.
- Хэлло, Франсуа!
Боб прятался за спиной отца, вцепившись в полу его пиджака.
- Здравствуй, Рауль.
- Что, не ожидал? Бутылку-то хоть принес? Держу пари, я напугал мальчугана.
- Боб, это твой дядя, - повернувшись к сыну, без особой радости сообщил Франсуа.
- Какой дядя?
- Мой брат Рауль. Тот, что был в Африке.
- Непохоже, чтобы он был в восторге от знакомства со мной.
- Это от неожиданности. Мне надо его уложить.
Ему уже давно пора в постель. Когда ты пришел, он еще не спал?
- Я как раз раздевался.
- Иди ложись.
- Иду, папочка. Ты придешь пожелать мне спокойной ночи?
- А мне, племянничек, ты ничего не хочешь пожелать?
- Спокойной ночи, сударь.
- Кто? Кто?
- Спокойной ночи, дядя.
Боб не захлопнул дверь своей комнаты, отец прикрыл ее, и двое взрослых остались одни. Секретер, стоявший между окнами, был открыт, на круглом столе валялись разбросанные бумаги.
- Может, для начала выпьем по рюмке? - предложил Рауль.
Пиджак и галстук он снял, расстегнутая рубашка открывала жирную грудь. Он и вправду растолстел, заплыл нездоровым желтым жиром, свисающим складками по всему телу. Взгляд Франсуа задержался на черновиках писем, в беспорядке лежавших на доске открытого секретера.
- Тебя это смущает? - поинтересовался старший брат. - Я это сразу понял. И даже не глядя на тебя: мы как-никак одной крови.
Только теперь Франсуа произвел мысленный подсчет. Раулю должно быть лет сорок пять - сорок шесть, поскольку ему самому сейчас тридцать шесть. Словом, почти десять лет разницы. Машинально Франсуа открыл буфет, вынул две рюмки, нашел в ящике штопор.
- И давно ты заделался таким?
- Каким?
- Как эти прохвосты наши деды.
Франсуа предпочел не отвечать.
- Не знал, что ты возвратился во Францию.
- А ты и не знал, где я был. Впрочем, плевать на это.
В шесть я прибыл на вокзал Монпарнас, отнес вещи в гостиницу "Рен" напротив вокзала и вспомнил твой адрес. Вот только не знал, не сменил ли ты его. Жена что, умерла?
- В больнице. Я прямо от нее.
- При смерти?
- Не знаю.
- Сколько мальчонке?
- - В прошлом месяце исполнилось девять.
- А почему ты зовешь его Бобом? Насколько помнится, ты одарил его благозвучным именем Жюль.
Да, действительно. Это имя их отца, и Франсуа дал его сыну, но привык звать мальчика Бобом.
- Твое здоровье!
Рауль залпом опрокинул рюмку, привстал с кресла, схватил бутылку и налил себе снова.
- Что, не слишком рад нашей встрече?
Он улыбнулся с каким-то злорадным удовольствием.
Самым, пожалуй, поразительным, неприятным в Рауле был голос: у Франсуа возникло ощущение, что он никогда его не слышал.
- Срабатывает? - поинтересовался Рауль, кивнув на черновики писем. По какой-то странной причуде Франсуа хранил их.
- Папа! - позвал Боб из своей комнаты. Когда отец склонился над его кроватью, он прошептал:
- Он мне не нравится. А тебе?
На это лучше не отвечать. Нужно вернуться в ярко освещенную столовую и корчиться под безжалостным взглядом старшего брата.
- Давно начал?
- Не помню.
- Марсель процветает?
Это их брат. Адвокат, как они называли его, когда тот только начинал карьеру; сейчас он глава крупной юридической конторы и муниципальной советник.