Мы не видели Сару Бернар или Михаила Чехова, но знаем, что то были великие актеры. Рамаз Чхиквадзе, тоже был великим. И не только на сцене, ной в жизни.
Так получилось, что мы познакомились, когда он уже ушел из театра. Но я той дело слышал имя Чхиквадзе, и познакомиться с ним конечно же стало делом чести.
На тот момент Рамаз и его легендарная, грузины не дадут мне соврать, жена Наташа жили в трехэтажном здании виллы «Берика», первые этажи которой занимал отель. Такой был маленький семейный бизнес. Туда я и направился на нашу первую встречу.
После нее (трехчасовых расспросов о театре, кино, людях, с которыми он встречался) я попросил встретиться со мной еще раз.
Рамаз повернулся в сторону Наташи и, указав на меня глазами, спросил ее: «Слушай, что онот меня хочет? Я же ему все уже рассказал».
Но уже по тому, каким тоном был задан этот вопрос, я понимал, что мы еще обязательно встретимся. И мы действительно не раз виделись.
Есть такое отчасти избитое выражение «дарить дружбой». Так вот в отношении Рамаза Чхиквадзе оно справедливо, как никогда. Он действительно одаривал своей дружбой. У нас была громадная разница в возрасте, но с ним было легко и интересно.
Знакомство с Рамазом произошло в его кабинете. Именно так выглядела просторная комната, в которой состоялся наш первый разговор. Народный артист СССР сидел в кресле с высокой спинкой с одной стороны стола, ая — на невысоком стуле с другой. Если бы не захватывающие истории хозяина дома, наш диалог вполне мог бы походить на аудиенцию у большого начальника.
Но передо мной был Артист. И потому я чувствовал себя не визитером или гостем, а слушателем уникального моноспектакля.
— Мне всегда везло. С 12 лет, когда я первый раз переступил порог тбилисского Дворца пионеров, мне встречались хорошие педагоги. А ведь могли и заштамповать меня.
И роли главные сразу же стал получать. А если и эпизоды приходилось играть, то очень сочные, интересные. Вообще актерство — это талант плюс везение.
В театральный институт поступил без малейших проблем: вошел и через четыре года вышел уже с дипломом. Потом сразу же попал в театр имени Руставели — главный театр страны, где тут же стал играть главные роли. И какие! Бывало, играл по шесть, а иногда по семь спектаклей в неделю.
И каких спектаклей!
Я потому, наверное, и языков иностранных не знаю — в голове просто не оставалось места для новой информации. Сейчас иногда думаю — откуда силы брал?
Мы ведь как жили? Отыграли вечером спектакль, а потом шли куда-нибудь и кутили до утра. Ну, если и не кутили, то после спектакля заходили с моим другом в ресторан «Тбилиси», там, где сейчас гостиница «Мариотт», заказывали бутылку шампанского и коньяку, выпивали и расходились по домам.
Я ведь с театром несколько раз вокруг всего земного шара объехал. Только в Швеции и Норвегии не был.
Помню, приехали мы на гастроли в Шотландию со спектаклем «Ричард Третий». Успех был невероятный! И нас тут же послали в Лондон. А то, мол, как это так, спектакль по произведению Шекспира и не сыграть его в столице Англии.
Приехали мы в Лондон, а нас уже встречают манифестанты. Оказалось, что аккурат за день до нашего приезда в Лондон советские войска вошли в Афганистан.
Нам предстояло играть в здании, попасть в которое можно было, только поднявшись по высокой лестнице. И вдоль всей этой лестницы стояли митингующие — и противники афганской войны, и евреи, выступавшие в защиту советских евреев, которых не выпускали из СССР в Израиль.
И вот поднимаемся мы по лестнице, а к нам тут же бросаются недовольные. И обращаются первым делом ко мне. Дело в том, что накануне наших гастролей в одной из газет появилась статья, озаглавленная «Король Рамаз» — ну, так они обыграли наш спектакль «Король Лир», в котором я играл главную роль.
Собравшиеся у театра, видимо, узнали меня по фотографии, которая была напечатана там же, и говорят:
— Вы Рамаз? Зачем вы вошли в Афганистан?
Я не растерялся и ответил:
— Как в Афганистан? Мы вчера вошли в Лондон!
Они засмеялись и вроде отступили. Но тогда наступила очередь выступать защитникам евреев.
— Почему вы не разрешаете евреям выезжать в Израиль? — кричат они мне.
— Вы хотите, чтобы я разрешил им выезжать? — спрашиваю.
— Хотим! — не успокаиваются они.
— Тогда я разрешаю.