Хоронили Ипатова и Максимова на рассвете, когда немного умолкла ночная канонада. Пришел проститься с солдатами, которых он хорошо знал, майор Коровин. Парторг Некрасов произнес надгробную речь. Товарищи дали в память о боевых друзьях очередь из автоматов. И снова началась на переднем крае обычная суетня, официально именуемая боями местного значения, а на солдатском языке - дать перцу фрицу.
Растревоженные ночным налетом немцы с утра начали поливать наши боевые порядки усиленным артиллерийским и минометным огнем. Прилетели однажды на бомбежку самолеты, но увидев, должно быть, что кругом лес, больше появляться не сочли нужным.
А наши пока помалкивали. Вели разведку, подвозили снаряды, окапывались. Село выглядело днем вымершим. Редко-редко покажется в траншее или за избой голова фрица. Но и в этой обстановке наш всевидящий Семакин засек выбежавшую из одного подвала маленькую собачку. Она повертелась возле полуразрушенного дома, проскользнула в следующий подвал, появилась опять и скрылась у своих хозяев.
- Штаб тут, товарищ майор, - высказал свои предположения разведчик командиру дивизиона.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Поздеев. - Наблюдай.
Он опять был верен себе, майор Григорий Андреевич Поздеев. Ночью вмешался в разгром танков и автомашин, не сомкнул ни на минуту глаз, а с утра, сполоснув лицо холодной водой, опять бодрствовал у стереотрубы. Надо же, черт возьми, забрать у немца эти Пампали, загнать его подальше в лес, чтобы потом вытурить и оттуда, гнать и гнать до самого моря.
За Пампали воевали дня четыре. Раза два поднималась в атаку пехота, но без успеха. У немцев сохранилось все-таки несколько танков, и как только из траншеи вылезали наши, те тут же пускали навстречу свои "тигры".
Бои превращались в игру кошки-мышки. Надо было с этим кончать. Ни к чему доброму такая затяжка привести не могла. Что-то следовало придумать.
Мысль подал майор Поздеев. Обыкновенную, собственно, мысль, выношенную опытом прошлых боев. Он предложил подтянуть пушки ближе к переднему краю, некоторые замаскировать на прямую наводку. И главное, корректировать огонь не с земли, а с дерева, с высокой сосны, с которой село было видно как на ладони.
- Так тебя же, как глухаря, снимут в первую минуту, - усомнился в замысле командир полка.
- Почему? - не согласился Поздеев. - У меня будет защитой ствол.
- А если снесут снарядом всю сосну?
- Вместе с ней полечу на землю и все.
- Ну давай, пробуй.
- А вы поддерживайте.
И вот опять началась долбежка Пампалей. Ах, как это замечательно управлять огнем пушек с дерева. Дал залп и в точку. Второй - еще в точку. Ясно видно, какой недолет и перелет, куда и как перебегают немцы, что и откуда подтягивают. Вот где надо сооружать все наблюдательные пункты артиллерийских дивизионов, если бы везде на переднем крае росли сосны и тополя.
Командир полка не обманул и помог огоньком других дивизионов. Кажется, подготовилась к атаке после артиллерийского налета и пехота. Налет должен был вот-вот кончиться. Но уж очень большое оживление началось на улицах Пампалей, жалко прекращать огонь. Поздеев попросил еще десять минут для поражения вновь обнаруженных важных целей. Командир полка разрешил.
Счастье боя! Что это такое? Можно ли наслаждаться разрушениями и смертью, творимыми твоими руками и твоим разумом? Оказывается, можно. Нет, ты не становишься в эту минуту варваром, наоборот, в тебе просыпается повышенная привязанность к своей поруганной земле и тебе хочется бить и бить врага не переставая. Это чувство становится особенно жгучим, когда бой развертывается успешно и ты видишь результаты своих стараний.
Так было и сейчас. Огонь дивизиона, наверное, никогда не был столь прицельным, как сегодня. Лицо Поздеева сияло. Вот когда его работа на войне была в полном смысле творчеством и соприкасалась с наукой. Он на какой-то миг даже подумал, что стоит на кафедре и читает курс полевой артиллерии в военной академии.
А пушки били и били. Их огнем заинтересовался генерал Кудрявцев.
- Кто работает? - спросил он командира полка.
- Майор Поздеев.
- Передайте ему мою благодарность.
Благодарность генерала Поздеев получил уже, когда пехота поднялась в атаку. Он коротко бросил в трубку "спасибо" и, разгоряченный всем происшедшим и происходящим, ловко спрыгнул с дерева и приказал гнать пушку следом за солдатами.
Он и сам, как мальчишка, побежал рядом с орудийным расчетом. Зачем? Его ли это дело? Эти вопросы в те минуты его не занимали, надо было во что бы то ни стало выкинуть немцев из Пампалей. После стольких трудов его дивизиона было бы преступлением не отбить село. В нем говорила профессиональная гордость военного и ученого, гражданина и коммуниста. На кой же черт тогда было израсходовано столько снарядов, поражено столько целей, если и после этого отсиживаться в лесу.
И он бежал, подбадривал бойцов, зорко всматриваясь вперед. Начали оживать то тут, то там пулеметы. Им отвечали наши. Пока не страшно. Подождем дичи покрупнее. Вперед и вперед.
И вот одна солидная дичь появилась. Опять сохранился-таки танк. Лупили, лупили их и не долупили. За танком, как полагается, автоматчики. Все так же, как давно под Карабановом и Михалями.
Воспоминания подхлестнули Поздеева. Перед глазами на какое-то время встали образы погибших товарищей. Это еще больше подтянуло майора. Он приказал развернуть пушку, сам встал за наводчика и всадил бронебойным в башню танка.
Танк покачнулся, но не остановился.
- Ах, так! - вскипел Поздеев.
Он приказал оттянуть пушку вправо и выпустил второй снаряд по гусенице. Танк задрожал, как в судороге.
Поздеев дал шрапнелью по немецким автоматчикам. Все это происходило одновременно с наступлением пехоты, в ее боевых порядках.
Разгром танкового экипажа и автоматчиков на какие-то минуты расчистил путь атакующим. Они приближались к Пампалям с трех сторон.
- Товарищ майор, отстаньте немного, - попросил командир орудия Николай Воронцов.
- Почему вы меня гоните? - обиделся Поздеев. - Сейчас войдем в село.
- Мы без вас, - попросил командира дивизиона Семакин.
- Нет, нет, Николай Иванович, давайте вместе, - стоял на своем майор.
И он продолжал бежать, возбужденный, молодой, красивый. В распахнутой шинели, в новенькой, только что полученной шапке-ушанке, в аккуратных яловых сапогах, с полевым биноклем, повешенным на шею.
- Товарищ майор, отойдите...
- Григорий Андреевич, просим вас... А он свое:
- Давайте быстрее, товарищи. Еще немного, еще триста шагов.
Отчего он упал, как подкошенный, сразу никто не понял. Упал, ударившись затылком о лафет. Потом скатился на землю, не проронив ни слова.
Первым склонился над командиром разведчик Семакин. Он всмотрелся в лицо и увидел на лбу маленькую кровяную точечку.
- Снайпер! - крикнул он обступившим солдатам. - Пушку вправо, по крыше хутора.
Все расступились немедленно. Отбежал от мертвого майора и разведчик Семакин. Поздеев остался лежать на снегу один. И опять пошла работать пушка. С яростью, остервенением, с плачущими сильными солдатами.