Андромеда
когда меня поставили к столбу
отечества недрогнувшие руки,
когда бранили бойкие старухи
и наготу мою и худобу,
когда любой слюнявый идиот
таращился на бедра и живот,
я ожидала этого, который,
восстав из вод, прикончит этот сброд.
звала его, но сверху пал другой,
такой же бедолага и изгой,
как я сама, но с молнией в горсти,
и рот зажавши темными руками,
смотрела я, как одевает камень
того, что так спешил меня спасти.
Даная
было мокро и тепло и стрижи кроили тучи,
он вошел и глянул так, что мороз пошел по коже.
повернулся и сказал, что бесспорно будет лучше,
если я подохну здесь и щенок поганый тоже.
ускользая на закат, одинокий бледный лучик
точно нож дрожал в изножье у распахнутого ложа.
я кричала из окна — батя, это будет внучек,
крутолоб и светлоглаз и на нас с тобой похожий!
точно гром его шаги, как тиски его объятья.
погляжу перед концом в багровеющее око.
никуда не унести тяжелеющее тело.
никуда не убежать в слишком тесном белом платье.
никому не рассказать, как темно и одиноко.
то ли ветер дверью хлопнул, то ли ласточка влетела.
Горгона
я глядящая из глазниц любого
погремушкой гремящая черепной костью
эй готовьте ваши галушки борщи пилавы
принимайте гостью
у меня и для вас угощенье давно готово
вот они ваш орел двуглавый ваш змей триглавый
за столом сидят лакают свинец и олово
меряются силой и славой
это я ее отмеряю вам полной горстью
это я свищу в свое золотое горло
над земною полостью
это у меня на обеих крылах наколото
ни один персей не ухватит меня за волосы
ни один пегас не спрыгнет в цветы и травы
красота моя безупречна поскольку брезгует плотью
Хор
убитые встают, в аорте их вода,
убитые встают, сейчас и навсегда.
отдай мою шинель! гори моя звезда!
ты слышишь, бедный мой? они идут сюда.
над лучшим из миров лежит ночной покров
и пучится землей отрытый наспех ров,
скорей вбивай центон! скорей кусай патрон!
на пустошах, где сон и страшный турворон.
пусти ему ихор! дери ему вихор!
греми, воздушный хор, пока не кончен спор!
так дуй в свою трубу, свисти в свою судьбу
из дырочки в паху и дырочки в зобу,
пока не кончен бой подвижного стекла,
пока живая кровь в канавы не стекла,
пока отважный гек и смертоносный чук
срастаются навек, штурмуя каланчу,
где снайперша, склоняясь со страшной высоты,
прохожим раздает багряные цветы.
ПОЧТАЛЬОН
И вот он стучится в дом,
И те, кому хватило силы,
И те, которые двигаются с трудом,
Ему стаканчик подносили
И заходить скорей просили.
Сначала травы колосились,
А после покрывались льдом.
А он садится у стола,
Пустого крестится угла,
И речь он сам держал сначала,
А после речь его вела.
« мама и отец!
Я здесь лежу как есть мертвец
Я больше не увижу света
И тот, кто вам расскажет это
Есть мой посланец и гонец
Но несмотря что я
Его вас
И всем передаю приветы
В краю берез родных осин
Я был и есть ваш верный сын
И кстати передайте Оле
Что я любил ее в школе».
И вот он проходит оврагом логом,
Где кроты и прочие
Уж никак не более недотроги
Чем газетная выгоревшая бумага,
На которой нарисован план операций,
И которая годится .