Сейчас мы находимся недалеко от штаб-квартиры Бесстрашия. Дома прогибают землю там, где они стоят(???)
"Кто остался?" спрашивает Лорен, ее глаза пробегаются по нашим лицам, пока не останавливаются на моем. "О, инициируемый из Отречения, названный, как номер. Четыре, верно?"
"Да," отвечаю я.
"Стифф?", - парень, который так уютно сидел возле Амара смотрит на меня. Его речь нечленораздельна(???). Он тот, кто держит флажку сейчас, тот, кто будет бросать вызов следующему. Я так долго смотрел на то, как люди взбираются на высокие строения, видел как они прыгают в темные отверстия и блуждают по пустым зданиям чтобы отыскать водопроводный кран или кресло на колесах; они бегали по переулкам голыми и протыкали мочки уха иглами без обезболивающего. Если меня просили придумать вызов, я бы не смог. Хорошо, что я последний.
Я чувствую тревогу в груди, нервозность. Что он скажет мне сделать?
"Стиффы замкнуты," говорит парень так, будто бы это прописная истина. "Поэтому, чтобы доказать, что ты и вправду Бесстрашный теперь
...ты должен сделать тату."
Я вижу чернила на них, обернутые вокруг запястий, рук, плеч, шей. Металлические серьги в ушах, носах, губах и бровях. Моя кожа чистая, вылеченная, целая. Но она не показывает, кто я - я должен быть помечен, так же, как и они, не воспоминаниями о боли, а о том, что я выжил.
Я пожимаю плечами. "Хорошо."
Он швыряет мне флягу и я осушаю ее, содерживое течет по горлу и губам, на вкус горькое, как яд. Мы идем к пропасти.
На Тори мужское белье и футболка, когда она открывает дверь, ее волосы уложены на левую сторону. Она поднимает бровь, глядя на меня. Мы разбудили ее, но она не выглядит злой - только немного заспанной.
"Пожалуйста?" говорит Амар. "Это игра в Вызов."
"Ты уверен, что хочешь, чтобы уставшая женщина сделала тебе тату, Четыре? Чернила не отмоются," говорит он мне.
"Я верю тебе," говорю я. Я не собираюсь отказываться от вызова, не после того, как все остальные справились. "Ладно." зевает Тори. "Я делаю это ради традиции Бесстрашных. Я сейчас вернусь, только надену штаны."
Она закрывает между нами дверь. По пути сюда я напрягал мозг, пытаясь придумать какое тату я бы хотел и где. Я не мог решить: у меня в голове образовалась путаница. Мои мысли и сейчас в таком же состоянии.
Несколькими секундами позже Тори выходит в штанах, ее ноги до сих пор босые. "Если я попадусь из-за включенного света в это время, я свалю всю вину на хулиганов и назову их имена."
"Понял," отвечаю я.
"Есть черный выход. Пойдем", - говорит она, жестом указывая идти за ней. Я следую за ней через темную гостиную, которая выглядит опрятно, за исключением листов бумаги, разбросанных по кофейному столику, на каждом листе виднеются разные чертежи. Некоторые из них строгие и простые, как большинство тату, которые я видел. Другие же более замысловатые и утонченные. Тори, должно быть, является Бесстрашной версией художника.
Я останавливаюсь возле стола. На одном из листов изображены символы всех пяти фракций, хотя и без кругов, которыми они обычно окружены. В самом низу устроилось дерево Дружелюбия, формируя что-то вроде корневой системы и переходя в око Эрудитов, потом весы Искренности. Над ними расположились руки Отречения, которые, как показалось, почти убаюкивают Бесстрашный огонь.Кажется, будто символы перерастают один в другой.
Остальные прошли мимо меня. Я перехожу на легкий бег чтобы догнать их, прохожу через кухню Тори, и хотя бытовая техника и устарела, кран поржавел, а дверца холодильника держится на большущем зажиме, кухня кажется такой же безупречной как и гостиная. Черный ход открыт и ведет в короткий, сырой коридор, который переходит в тату-зал.
Прежде мне приходилось проходить мимо, но у меня никогда не возникало желания заглянуть внутрь. Не удивительно, ведь я не собирался находить повод штурмовать мое собственное тело иглами. Я полагаю, теперь я нашел один. Те иглы -
это способ разделить меня и мое прошлое. И не только в глазах Бесстрашных, я хочу находить это в собственном отражении в зеркале.
Стены комнаты покрыты изображениями. Входная стена всецело увешана Бесстрашными символами, одни черные и простые, другие красочные и их едва можно понять. Тори включает свет над одним из кресел раскладывает ее иглы для тату на подносе, прикрепленном к нему. Оставшиеся бесстрашные располагаются на скамейках и стульях вокруг, будто они собираются смотреть какое-то представление. Я чувствую жар на лице.
"Основной принцип нанесения тату," говорит Тори, "Чем меньше тканей под кожей, или чем ты костлявей в определенном месте, тем болезненней будет татуировка. Для первого раза следует сделать ее на, я не знаю, твоей руке, или-"
"Твоей заднице," вставляет Зик, посмеиваясь. Тори вздыхает. "Это будет не первый раз. И не последний."
Я смотрю на паренька, придумавшего задание. Он поднимает брови, глядя на меня. Я знаю, чего он ждет - что я сделаю что-нибудь маленькое, на руке или ноге, что можно легко спрятать. Я разглядываю стену с символами. Один рисунок привлекает мой взор, это изображение языков пламени.
"Вот этот, " говорю я, показывая на него.
"Хорошо," отвечает Тори. "Придумал где?"
У меня есть шрам - нечеткое пятно на колене, оставшееся после того, как я, еще ребенком, упал на тротуаре.
Мне всегда казалось глупым, что, даже при отсутствии боли, осталась такая яркая отметина; иногда, не пытаясь это доказать себе, я начинал сомневаться, что это вообще произошло, воспоминания с течением времени затуманиваются. Я хочу иметь некого рода напоминание, которое не исчезнет навсегда, пока раны заживают. Я буду всегда и везде носить их, это - закономерность вещей, закономерность шрамов.
Вот что будет значить это тату для меня: шрам. Кажется подходящим то, что я хочу зафиксировать самое худшее воспоминание о боли.
Я кладу руку на грудную клетку, вспоминая синяки, которые были и страх за мою собственую жизнь. У отца было несколько плохих ночей после смерти моей матери.
"Ты уверен?" спрашивает Тори. "Это может быть самым болезненым местом из возможных." "Хорошо," говорю я сажусь на стул.
Толпа Бесстрашных ликует и начинает передавать другую фляжку, больше предыдущей и бронзовую вместо серебряной.
"Итак, сегодня у нас в кресле мазохист. Прекрасно". Тори сидит на табуретке возле меня и надевает пару резиновых перчаток. Я наклоняюсь вперед, задирая подол моей футболки, и она смачивает ватный шарик в спирте и протирает ним мои ребра. Она уже собирается переходить к следующему этапу, но хмурится и проводит по коже кончиком пальца. Спирт жжет на, все еще заживающей, коже спины и я морщусь.
"Как это случилось, Четыре?" спрашивает она.
Я поднимаю глаза и замечаю, что Амар, нахмурившись, пристально смотрит на меня.
"Он инициируемый", - говорит Амар. "Они все в порезах и ушибах на данном этапе. Тебе следует посмотреть на них, когда они дружно хромают. Это печальное зрелище".
"У меня есть громадный шрам на колене", - выступает Зик. "Он до ужаса синий."
Он закатывает штанину чтобы выставить его синяк на обозрение другим, и все начинают хвастаться своими: "Этот получила после того, как они спустили меня на канате с небоскреба". "Ну, а я заработал ножевую рану из-за твоей соскользнувшей хватки во время метания ножей, так что думаю, мы квиты". Тори смотрит на меня несколько секунд и, уверен, она не верит объяснению Амара на счет отметин у меня на спине, но повторного вопроса не следует. Вместо этого она включает тату-машину, наполняя воздух жужжащими звуками и Амар кидает мне фляжку.