— Но… почему? — поразилась Фиар.
— Вот и думаю: почему? Я, что — раб тех, кто неспособен помочь? И… что такое тогда патриотизм? Если эта жертва — для победы не нужна; а потом — мог жить, приносить пользу стране! Но общее настроение: у всех — горе, трагедия… А личная моя — значения не имеет? Должен бессмысленно страдать — чтобы не стали ненавидеть? И начинаю задумываться: а… кто же прав в этой войне? Нет, те, что напали — неправы; а… те, что так распоряжаются судьбами от имени «своих», определяют мнения в обществе? Хотя и помощь явного, сознательного врага — сам не принял бы! Но тех — знаю давно, и они не смотрели на меня как врага из-за того, откуда я!
— Но почему там, на месте, не могут помочь? — ещё раз спросила Фиар.
— Не считают нужным… готовить кадры соответствующей квалификации! И вообще, чуть что: «это делают только за границей»! Такой ответ — на многое! И настоящим патриотам — обидно: почему мы не умеем? Всё лучшее — только где-то… А тут — вопрос жизни и смерти! И подпольно переправить — чтобы хорошие, честные люди помогли мне — можно бы! Но все — боятся общественного мнения, осуждения друг друга! И потому… один конкретный человек, с такой особенной историей — должен пропадать у всех на глазах! Тогда они — правы, тогда — патриоты…
— А ранение, из-за которого… как получил?
— Да тоже — история, что «там» афишировать нельзя! Встречался с рабочей молодёжью, по своей инициативе… То есть — я так думал, а оказались — бандиты! Я там вроде бы — «молодёжный активист»: встречаюсь с разными группами людей, выясняю проблемы… А рабочих этих — превозносят до небес! Тех, кто прошёл жизненный путь от «самых низов»… Или что-то путаю… В общем, и рассказать нельзя: пострадал от рабочих, за то, что сын начальника! Или — школьные хулиганы, но из рабочих семей? Так считается… Нет, не помню…
— И чем кончилось?
— А вот не знаю! Свою — или как бы свою — историю помню… без конца! Оборвана, или я — вырван из неё! Ладно — шрамов на самом деле нет, и череп не повреждён! Кажется…
— А… что делал бы, если вправду?
— Тоже не знаю… А вопрос: кто вообще устраивает войны, делает из людей врагов? И «общественным мнением» — кто, как распоряжается…
Мёртвая тишина повисла — казалось, надолго. Но…
…— Подождите! Так и у меня подобная история! — начал Лартаяу. — Усыновлён где-то, и… тоже травма! Руки, ноги переломаны палкой… А мне говорят: он — «уважаемый человек», дело надо «замять»! Нельзя, стыдно! Они, старшее поколение — вас воспитали, воевали за вас… И я помню, как поражён: что же, им — всё можно? Все — как рабы перед ними? Расстилаются в «уважении» перед их… оргиями спьяну — а мне как жить, что делать такими руками? А по улицам ходят… «старшие ребята» — и отнимают деньги на завтрак в школе! Даже не защититься никак! И всем — всё безразлично! А скажу это — и я, выходит, «не уважаю всех»? Родина вам дала всё — чего ещё хотите? Значит, чтобы пьяные не лезли драться палкой, и хулиганы не отнимали деньги — хотеть нельзя? И учителя не орали в школе как бешеные животные, если что-то не понимаешь, или просто не успел, и… всё такое?
— И… что? — переспросила Фиар.
— Решил убить его… Подготовил бутылку серной кислоты — как вино… Но раскрылось — и суд! Судят, правда, его… Оказывается, что однажды хотел послать меня в школу совсем голым — спьяну, наслушавшись каких-то передач — само по себе страшное преступление, которое покрыло всё!.. А я буквально кричу — там, на суде или в какой-то комиссии: ведь объяснял то же самое — почему мне не верили? И тут выясняется: нет, всё равно… преступник — и я тоже! Потому что — хотел убить его! Хотя — и сам обратиться никуда не могу, и меня не хотели слушать… И вот — решают и мою судьбу! Почти весь дом — от меня закрыть, никуда не пускать; денег — в обрез, только на обед где-то в городе: в доме кухня — тоже запретное место! А деньги на улице отнимают, в столовую не пройдёшь! В общем — как звери, лишают всего! И формально правы, не придерёшься…
— И это… такой мир? Это сюда… мы попали?
— Нет, то… сначала! Потом — ещё иначе! Уже и не школьник — сумасшедший… Но — они же меня так послали! «Законные представители», которые «всё лучше знают», нас воспитали, воевали за нас… А если так издеваются — ничего нельзя сделать? И вроде бы — народная власть, чуть что, повторяют: воевали за то, чтобы все были равны! А случись что — вызовут куда-то и объяснят: все равны, но некоторые — равнее…
— И что же ты?..
— А я… уже тайком ищу: кто меня усыновит — из хороших, честных людей! Сбегаю среди ночи из этого «рабочего квартала»… И точно: слова лишнего не скажи про «рабочих», если сам — не из них! Но тоже — история без конца, будто из неё вырван… Нет, помню немного и сумасшедший дом — потом был там! Развиваешься «не так», и… Пусть — быстрее, пусть — опережаешь, но не в том темпе, что остальные… Так и говорят: «тебе уже крышка»! Чтобы не смущал «детей простых рабочих» — они в любом случае выше остальных… Вот моя история, — закончил Лартаяу.