— Ну, да… Всё вокруг этого! А что ты так смотришь, Фиар?
— Так… Это же — моя история! Мне — не дали родить того ребёнка! А… это был ты?..
Тишина — казалось, оглушила…
…— Я же — из дикого племени! — продолжала Фиар. — Нет, сама жила в городе — но уже «засватана» за кого-то! Но даже ничего не знала… И вдруг приезжают: отдавайте её нам, в деревню! И к тому же… за слабоумного? Этот «жених», пока шло время — действительно сошёл с ума? Но уговор есть уговор: нельзя позорить род, племя… А я — городская девушка! Ни к чему подобному не готова, не знала, что отец — из того племени! Он мне никогда не говорил! Но… уже и родители вдруг — стали как чужие! И решила бежать… Но для меня выход — и то, о чём ты сказал! Я знакомлюсь с тобой, или узнаю о тебе случайно… Но — неужели правда? И нас застали, и…
— Выходит, так, — только и смог ответить Минакри.
— И самосуд… тут же, всей деревней? Выжгли мне всё горячей водой, кипятком — так убирали плод… И — в закрытую религиозную школу, тоже как в монастырь! Я не представляла даже, что такие ещё остались! А за самосуд взрослые не ответили… Вот тебе и народная власть! Племена, оказалось, решают всё…
— Или монастыри, — добавил Минакри. — Живёшь в обществе, думаешь, что ты — человек с какими-то правами… Но приходит «инспекция» — и не можешь ничего сказать в своё оправдание: ты же ещё школьник! Достаточно, что кому-то не понравилось: «плохо себя ведёшь»… Но почему, если народное государство — племя имеет на тебя право?
— В том-то и ужас наших историй, — вдруг поняла Фиар. — Ставят в безвыходные положения, а защищаешься — оскорбляешь идеалы общества!
— Я же говорю: все равны, а чуть что — некоторые настолько «равнее»! — повторил Лартаяу.
— А ещё думала: сбежать в деревню, где никто не знает моего прошлого, заняться знахарством, — призналась Фиар. — Почему-то думала, что смогу… А то в той школе — вроде и учились как в обычной, а перспективы потом? И весь ужас: о взрослых — ничего не можешь рассказать, не поверят; а они скажут, что ты «плохо себя вела» — верят сразу! И организации, о которых ничего не знала — займутся решением твоей судьбы! Гуляла с кем «не надо» — и достаточно…
— И общество… атеистическое? — добавил Минакри. — Общество «победило религию»? А за «нарушителем» приходят — и в монастырь, для «перевоспитания»? Или сдают кому-то с рук на руки: он теперь — твой «хозяин»? По современным законам сдают, как в средние века — и правы?
— Как такое возможно… — задумалась Фиар. — Если всё же не за границей… А ты-то — где?
— У себя, в своей стране! — ответил Минакри. — А тебя ещё за границу переправили? В ту, закрытую школу?
— Да, это… изменение детям гражданства! — добавил Итагаро. — Кто-то меняет своё, ну, и ты с ним…
— Нет, я не уверена! Даже не думала, что это племя — за границей… Значит, меня ещё вывезли контрабандой в чужую страну?..
— И взрослые всегда правы… Да, а какой язык там был? — спросил Минакри. — На каком говорили в той школе?
— Не знаю, — удивлённо призналась Фиар. — Только так помню! Сейчас кажется — на моём родном, как и мы тут…
— А я — в какой стране? — спросил Ратона. — Помню, что… сколько себя помню, жил в приюте для слабоумных!
— Как? — только и выдохнула Фиар…
…— Ну, то есть: сначала вроде бы семья, потом — появлялись новые, чужие дети! Усыновлены… А я там — родной! Единственный! Но… должен смотреть, ухаживать за ними всеми, как слуга или санитар — и никого не интересует, что сам при этом чувствую! Они так решили — и всё… А я могу развиваться быстрее! Я — не умственно отсталый! А мне говорят: презираю, не хочу понимать «таких же убогих»! Но какой я «убогий»? Да, у меня… язва на коже в таком месте, что… Но — не слабоумный, чтобы жить среди них!
— Но не наденешь эту форму! — понял Лартаяу. — Не можешь носить из-за язвы!
— А язва на самом деле есть? — спросила Фиар.
— Сейчас нет, — Ратона провёл рукой под набедренной повязкой (да, почему-то был не в плавках, как все). — А там была… А пробовал доказать какой-то комиссии, что могу учиться в школе, как все — сказали: «всё правильно, тебе не хватает усидчивости»! Заставили… переписывать десятки раз одни и те же упражнения, повторять закорючки в тетради! Любой человек воспримет как издевательство! А я, если не могу — равнозначно психической болезни?.. И вот — решаю бежать, жить отдельно! В «квартире, забытой жилищными чиновниками»… Знаете же, бывает: кто-то там умер — а вещи родственники ещё не забрали, и съестные припасы остались? Понимаю — в моральном смысле… Но — учтите моё положение там! Обратиться — никуда не могу, все только посмеются, никто не захочет помочь… И вот — перебираюсь в одну квартиру, потом — вторую, третью… Правда, ещё попасть туда: они же — опечатаны! Через балкон, форточку… Ну, и живу: читаю книги, пользуюсь чем-то! Потом — какие-то люди меня так застали, рассказываю им всё это… Но что дальше: поняли наконец, помогли, или нет? История — без конца, как и у всех вас…