Паркетный пол оказался перед самым лицом, и мальчик больно ударился бровью и локтем.
Кто-то поставил ему подножку. Неужели кто-то третий?
Илья обернулся и сразу все понял. Весь этот спектакль задумал его старый знакомый – парень с лошадиной ухмылкой. В предыдущей школе они учились примерно одинаково, а когда их одновременно перевели в новую, Илья существенно повысил свою успеваемость, особенно по математике. Старый знакомый Кротова с явным удовольствием глядел, как мальчик пытается подняться…
«Меня окружили звери, – думал Илья, затравленно озираясь по сторонам, – кабаны, павлины, лошади».
Он слишком хорошо играл в шахматы – одна фигура ничего не может сделать против трех, но обида была так сильна…
Как в бреду Илья, изловчившись, оперся на руки и неистово размахнулся ногой. Краем глаза он успел увидеть словно высеченное из камня лицо Монгола. Кротов промахнулся, и его ступня угодила третьему врагу не в голову, а в живот. Удар получился не таким сильным, как хотелось бы, а поскольку спорт, если не считать шахмат, всегда давался мальчику плохо, – вообще не мог причинить боли. Но лошадиная ухмылка тут же исчезла с лица его старого знакомого: видимо, он не ожидал от Кротова такой прыти. Схватившись за живот, он пошатнулся и молча отошел в сторону.
Илью совсем покинули силы. Он застыл на полу, мучаясь оттого, что замешан в таком низком деле. Ему было обидно и горько. Коренастая фигура старика высилась над ним, лицо его не выражало ни злобы, ни осуждения, лишь глубокую печаль. И это было хуже всего.
Не говоря больше ни слова, Монгол протянул руку. Она была теплой, сухой и морщинистой. Илья поднялся, стараясь не глядеть на лицо старика.
Вокруг все еще кричали и шумели. Начались уроки, и многие, забыв уже о драке, входили в классы. Кротов готов был расплакаться от стыда, но держался, чтобы не дать врагам повода для радости.
Как Илья подошел к дверям класса и как в руке его снова оказался испачканный рюкзак, он не помнил. Заходя вместе с толпой в кабинет, мальчик находился словно в забытьи. Одноклассники, как пингвины, раскачивались перед ним из стороны в сторону.
Скоро все двери закрылись. Некоторое время из классов слышался приглушенный гул, и наконец в рекреации наступила полная тишина.
Молчало и пианино.
Еще одна перемена прошла, а жизнь продолжалась.
Озеров
Праздничный семейный ужин проходил в суете.
Кирилл Озеров на какое-то время перестал следить за ходом разговора: лишь рассеянно глядел перед собой, воспринимая голоса родных как нестройный хор.
Он видел, как мать все время вскакивает, чтобы дать кому-нибудь салфетку или новый прибор. Как остальные просят ее сесть и успокоиться, заверяя, что все необходимое возьмут сами.
Старшая сестра Кирилла разрывалась между двумя детьми и остывающим ужином. Один, еще грудной младенец, лежал поблизости в люльке. Другой, парнишка примерно четырех лет, беспокойно ерзал на стуле, не желая участвовать в общей трапезе.
Малыши, каждый по-своему, отвоевывали внимание, которого их лишали взрослые, общавшиеся друг с другом. Старший мальчик со скучающим видом стучал ложкой по столешнице, и когда его просили прекратить, слушался, чтобы через минуту снова застучать. Младший время от времени недовольно кряхтел, и если его не брали на руки, оглашал квартиру громким криком. В такие моменты сестра и мать начинали спорить друг с другом, решая, по какой причине ребенок надрывается: может, голоден, а может, нужно сменить подгузник.
Мужчины, сидящие за столом напротив Кирилла, обсуждали что-то свое. Говорил в основном Филипп, старший брат Кирилла, по поводу приезда которого и был устроен праздничный ужин.
Муж сестры Петр был голоден, потому что недавно вернулся с работы. Он молча кивал и слушал Филиппа, гудевшего густым басом. Когда старший мальчик начинал шалить, Петр, не отрываясь от рыбного салата, протягивал руку и клал ему на голову, чтобы успокоить.
Кирилл какое-то время наблюдал за родными и говорил себе, что домашняя суета – это в общем-то хорошо. В конце концов, мать по привычке заботится обо всех – что в этом плохого? И малышей ведь должен кто-то успокаивать… Но все же его огорчало, что общая беседа не клеится и за весь вечер ему не удалось ни с кем завязать разговора.
«Мы просто слишком давно не собирались за одним столом, – думал Кирилл. – Впрочем, все как обычно. И при отце было точно так же. Он редко успевал на общий ужин, а если и успевал, то слишком много молчал, как будто его здесь не было».
Теперь на месте отца сидел старший брат Филипп. Он недавно вернулся в родной город. Иностранная организация, в которой он работал, предложила ему возглавить дочернюю компанию в Городе Дождей. Филипп был воодушевлен и считал, что получил за границей уникальный в своей отрасли опыт. За годы работы в другой стране у него сложилось характерное для многих соотечественников мнение, что там знают и умеют больше, чем у нас, что он войдет в среду работающих на родине людей как незаменимый профессионал.