«Так же, как и ты. И очень любит повторять это, – подумал молодой человек. – Людей, достигших всего собственными силами, не существует. Кроме Робинзона Крузо, конечно, но даже у него был разбитый корабль с припасами и Пятница. Зато много на свете героев с легкой формой амнезии, которые забыли, на чьи плечи опирались…»
Отец монотонно продолжал:
– Сначала ты колебался, оканчивать ли тебе университет, затем бросал каждую подвернувшуюся работу. Музыку и спорт оставил. Зарабатывать себе на жизнь ты, похоже, тоже не собираешься?
Хотя он говорил словно полушутя, тон выдавал недовольство. Оно в последние годы все чаще звучало в голосе отца.
– Собираюсь, – угрюмо пробормотал Озеров-младший.
– Тогда хватит разговоров. Я предлагаю тебе только один реальный вариант. В техническом отделе еще есть место. Поверь мне, производство автомобилей не такой уж сложный процесс. Тем более, тебя коснется только отчетность.
Кирилл быстро повернулся:
– Я только что окончил биологический факультет. Четыре года я изучал психику и мозг. Как ты предлагаешь мне использовать это в автопромышленности?!
– Напрямую. Просто воспользуйся органом, хранящимся без дела в твоей черепной коробке. Остальному тебя научат.
– Терпеть не могу машины, – буркнул Кирилл.
Зачем он тогда сказал это? Руководителю крупной компании по производству автомобильных запчастей!
– Как можно не любить машины?! Их вообще не нужно любить – езди на них. Это удобно.
– Мне не нужны удобства.
Отец холодно посмотрел на него и ответил:
– Это потому, что ты еще никогда по-настоящему не работал. Иначе удобства приносили бы тебе желанный отдых.
Прошло совсем немного времени, и после крайне неудачных поисков работы Кирилл сдался и устроился на место, предложенное отцом.
Работа не просто была не интересна ему – он оказался психически раздавлен схемами, чертежами, таблицами и цифрами. Он сидел по восемь часов у экрана, не отрывая от него глаз. Новая специальность включала основы тех школьных предметов, которые особенно не удавались ему когда-то. Он задавал так много вопросов, что однажды ему стало стыдно подходить с ними к одним и тем же сотрудникам.
В душном узком помещении, наполненном жужжанием процессоров, его посадили у окна, которое нельзя было открывать из-за летевшей с проспекта черной пыли, производимой тысячами выхлопных труб и колес.
В окне виднелась башенка на доме и заводская труба вдалеке: за год эту башню Кирилл видел и сверкающей на солнце, и покрытой снегом, и мокрой от дождя, и украшенной сосульками; дым из заводской трубы бывал серым и черным, белым, фиолетовым на закате и оранжевым на рассвете, золотым – днем и свинцово-серебряным – вечером. Но всегда этот вид был для него пейзажем в тюремном окошке. А сама тюрьма – добровольным выбором. Да, он оказался там по собственной воле. Никто не заставлял его.
Даже по выходным он думал об узком душном кабинете, о тоннах работающих компьютеров, о зажеванной принтером бумаге, о горьком остывшем чае, о слишком сладких конфетах, о необязательных разговорах и о радио с одинаковыми песнями.
Люди в офисах казались ему глубоко несчастными: это выдавало недовольство на лицах, холодность, раздражительность, резкость, грубый юмор, повальное курение. Мужчины целыми днями говорили про футбол и машины, про то, сколько раз они отжимают штангу в спортивном зале; женщины – про косметику, внуков и то, какая подливка была сегодня в столовой.
Когда отца неожиданно не стало, молодой человек понял, что больше ничто его не держит на этом месте.
И он был счастлив, бесконечно счастлив, когда вышел на оживленный проспект из здания автомобильной компании, зная, что больше никогда туда не вернется. Пускай его поступок посчитают инфантильным и бессмысленным! Но в жизни людей, за которыми он наблюдал в течение минувшего года, смысла было не больше.
«Они не заставят меня испытывать чувство вины!»
Все, о чем Кирилл недавно попросил брата, – пока не говорить никому о том, что он ушел со старой работы. Все, что сделал брат, – тут же всем рассказал об этом.
Кирилл мрачно взглянул на Филиппа. Тот сидел не вмешиваясь, опустив глаза и собрав пальцы домиком.
«Заварил кашу и молчит. Ну и идиотский вид у тебя!»
– Я уважаю все, что делал папа. Но делать то же, что и он, я не обязан.
– Зато я знаю, чего ты хочешь, – расходилась сестра, – ты хочешь теперь сидеть у мамы на шее, играть на гитарке и читать старые книги. Очень удобно и романтично!
Кирилл открыл было рот, чтобы ответить. Но от возмущения у него перехватило дыхание.