Я посмотрела на Данну, и темноволосая девушка запнулась и покраснела. Я опять вздохнула и вернулась к рукоделию, удовлетворенная тем, что поняла наконец, кто такой чужестранец. Он просто охотник за приданым. Он думал, что отец мой богат. Золота у нас нет, чтобы тратить его на такие безделушки, как музыка. Но даже мой взгляд не заставил Данну замолчать.
— «Ну что поделаешь, — вот и все, что он сказал, — доложи обо мне молодой леди Алии и передай, что я всегда к ее услугам», а я сказала, что не буду этого делать. Слишком уж красиво он говорит. Вот я лучше скажу лорду Халсу, что дерзкий музыкант расспрашивал меня о его дочери.
— Но, — вот это самое странное, миледи, — он лишь улыбнулся мне. Он не выглядел ни рассерженным, ни испуганным, а ведь любой простой человек на его месте наверняка бы испугался. И он вдруг заговорил как высокородный человек из Верхнего Холлека. Улыбнувшись, он сказал, что я не сделаю ничего подобного, и лучше уж мне доесть фрукт, а то он закапал мне руку. И это правда. Я не собиралась говорить об этом милорду или еще кому-то, только тебе. А фрукт этот я съела с превеликим удовольствием. Такой сладкий!
Последние слова Данны немало меня удивили. Может, и в самом деле чужестранец не обычный охотник за приданым? Служанки матери продолжали высказывать глупые догадки о том, что он, дескать, принц с материка, и скрывает это, а ездит в поисках приключений или — здесь они вздыхали, — может, даже в поисках невесты.
Чем больше раздумывала я над рассказом Данны, особенно над тем, что, улыбнувшись и сказав ей лишь слово, чужестранец заставил ее позабыть о намерении пожаловаться милорду, да еще и фрукт съесть, который она не хотела, тем больше боялась, что он, должно быть, волшебник и затевает игру, цель которой была мне неясна. Я решила держаться от него подальше, хотя это было нетрудно: я — заключенная в замке, а ворота всегда на засове.
К своему удивлению, я обнаружила, что решение держаться подальше от незнакомца и в самом деле надо было выполнять. На следующий день морской певец появился у ворот замка. У отца в это время был приступ головной боли, и он никого не принимал, тогда чужестранец спросил о матери. Она была возмущена наглостью актеришки и заставила ждать себя целый час. Нарядившись в красивое, отороченное лисой платье, она спустилась в зал. Толпа служанок и компаньонок крутилась вокруг нее, как спутники вокруг планеты.
Мне было приказано не высовываться и ни в коем случае не появляться в зале. Я была только рада. У меня не было ни малейшего желания надевать официальное платье, слишком тесное в груди, так что в нем было не вздохнуть, и слишком широкое внизу, так что трудно было сделать шаг. Я была в кухне: помогала кухарке печь торты. Морского певца я видеть не хотела. Я лишь надеялась, что мать поскорее от него избавится.
Но этого не случилось. Она два часа провела с ним в зале, с восторгом слушая его песни и рассказы. Дважды посылала в кухню — сначала за пирогами и засахаренными угрями, а потом — за хорошим желтым вином из личных запасов лорда.
Кухарка была изумлена. Я пошла в комнаты матери и стала с большим беспокойством ожидать ее возвращения. Наконец она вернулась, вместе со служанками. Они были возбуждены, лица раскраснелись от выпитого крепкого желтого вина.
— Ох, — сказала мать, хватаясь за Имму, чтобы удержать равновесие, в то время как другая служанка стягивала с нее туфли. — Ох, этот молодой человек производит сильное впечатление.
Третья служанка помогала снять верхнее платье. Все они не слишком уверенно стояли на ногах.
— Такой умный. Такой любезный. На Улисе такого еще никогда не было, ну, кроме милорда, конечно. Она икнула и неожиданно села. Другие служанки тоже икали и хихикали. Мать тоже засмеялась.
— А разве не умно я поступила, — продолжила она, — разве не умно было послать за вином? Он стал таким разговорчивым, правда?
— Он был в прекрасном настроении, миледи, — подтвердила Имма. Я заметила, что Данна, присев на стул, тут же задремала.
— А после второго бокала он раз или два сболтнул лишнего! — засмеялась мать, стараясь вытащить шпильки. Имма, встав с трудом, поспешила помочь ей.
— А как он говорит, миледи. Я не удивлюсь, если он и в самом деле переодетый принц. Принц из Верхнего Холлека, отправившийся в поисках приключений.
По моей коже побежали мурашки. Он их всех заставил в это поверить. Они даже говорят об этом перед матерью. Я быстро взглянула на Данну, но она уже спала глубоким сном. Мать кивнула.
— Я уверена, что он из клана Харила, — откликнулась она. — Он упомянул их Долину.
Я покраснела. Запах желтого вина наполнял комнату, словно пролитый сидр. Имма и другие служанки бесконечно жужжали, как пчелы. После второго бокала они явно выпили еще несколько. Представляю, как глупо они себя вели перед этим колдуном. Мать опять весело рассмеялась.
— Убеждена в том, что он богат.
Я резко подняла голову. Что она хочет сказать? Морской певец — богат? Похоже, мать впервые обратила на меня внимание.
— Посмотри, Алия, посмотри, — воскликнула она. — Видишь, что подарил мне молодой человек?
Она сделала знак другой служанке, Ролле. Девушка держала какой-то прямоугольный предмет, завернутый в грубую мешковину. Она положила его на кровать. Мать неуклюже развернула его, и я увидела отрез ткани. Такую ткань видеть мне еще не приходилось.
Нити были очень тонкие и гладкие, переплетение плотное. Я провела по ткани рукой. Она была мягкой, но в то же время, как ни странно, твердой. Она складывалась в мелкие морщинки, которые тут же расправлялись от прикосновения. Я была уверена, что вода на ткани образует каплю. Ткань шелестела, шептала. Но самым странным был ее цвет. Он переливался — от жемчужного серо-голубого или серебристого до разных оттенков розового.
Я не могла отвести от нее глаз. Одно лишь прикосновение к ней производило волшебное впечатление. Даже пушок на моей руке вдруг приподнялся. Мать прикладывала к себе отрез и гладила его.
— О, мы должны его отблагодарить, обязательно, — ликовала она. — Если он скажет, где изготавливают такие ткани, он нас обогатит! Алия, ты видела что-нибудь подобное? Стоит нам продать хотя бы ярд такой ткани в Верхнем Холлеке, и мы тут же разбогатеем!
Волосы на моей голове зарядились и ожили, как это бывало со мной перед грозой. Я ощутила странную тревогу и не знала, что сказать. Мать вдруг уронила отрез на кровать и слегка нахмурилась.
— Как жаль, что он отклонил мое приглашение остаться в крепости.
Она посмотрела на меня.
— Ладно, неважно, — сказала она. — Алия, детка, — теперь она говорила очень четко, несмотря на выпитое вино, — мы должны тебя подготовить. Я пригласила этого молодого человека через два дня, на праздник полнолуния. К тому времени у твоего отца закончится приступ, и мы должны постараться, чтобы ты выглядела как можно лучше.
Я попятилась. На сердце словно свалился тяжелый камень. Горло перехватило. Ткань на кровати переливалась и сверкала под материнской рукой. Я испугалась того, что на мать, очевидно, подействовали не одна только лесть и вино. Ее околдовали, раз она стала приглашать к столу незнакомцев и называть их лордами. Волшебник, колдун! Я не хочу иметь с ним дела.
— Должна ли я, мама? — заикаясь, проговорила я. — Эта фаза луны мне не подходит. Я в этот день буду нездорова. Я знаю это, — я говорила неправду. Мое время наступало при заходе луны, а не при полнолунии. Но это была единственная отговорка, которую я могла придумать. Мать сжала губы.
— Здоровая ты или больная, — отчеканила она, — изволь хорошо подготовиться, и будь счастлива. Молодой джентльмен — он сказал, что его зовут Джирек — выразил особое желание познакомиться с тобой, — она отвернулась, глаза ее были не в фокусе. — Имма, подай мне мои выкройки. Мы должны сшить моей дочери новое платье.