В руке Имрика блеснул нож. Он присел рядом с Лориком. Охранники распластали ее брата по оружию.
— Начнем с тебя, — сказал лорд. — Птица твоя скрывается, ну и пусть. Если уж она не будет нашей, так и твоей она тоже не будет.
Лорик закричал. Высоко в небе эхом откликнулся соколиный голос. Лорик дернулся, лицо его исказила болезненная гримаса. Все его тело словно превратилось в стон. Лорд Имрик поднял нож и прицелился. — Джованна плюнула на свой секрет, на облачение, на все то, чем была до сих пор. Сила ее вырвалась наружу. Имрик отпрянул, охранники побелели. Она же почти засмеялась. Лунная магия. Ну конечно, это она. А луна, хотя и слегка ущербная, еще имела в себе немного силы. Она пила ее, как вино.
Выпустив наружу Силу, она прочитала мысли союзника, который до сих не знал, кем она была на самом деле. Леди Гвенлиан не очень удивилась: «Колдунья, — сказала она, передавая на расстоянии ей свои мысли, как это делают соколы. Я и не догадывалась. Но женщина, да, конечно. С первого момента, как я увидела твое лицо».
Джованна помолчала: «Как?»
«Мальчики редко бывают такими красивыми, — Гвенлиан смеялась. — Да ты не можешь этого отрицать. А женщина узнает сестру, даже в кольчуге сокольничего».
«Сестра, — сказала Джованна, словно пробуя на вкус это слово. И, прежде чем ее покинула смелость: — Ты поможешь мне?»
Ответ Гвенлиан не требовал слов. Сила ее рванулась вперед, и словно твердая рука взяла за руку Джованну.
Сила в камне достигла уже апогея. Она выглядела в глазах Джованны, как огромная ворона. Ворона эта потягивалась и расправляла крылья. В темноте замерцала нить, тонкая, как паутина, и не менее прочная. Свет, падавший на нее, был лунным светом, освещавшим крылья белого сокола. Нить избежала вороньих когтей. Северный Ветер не приближалась. Джованна хотела, чтобы она вообще улетела, но та не послушалась. Джованна ударила ворону по месту, оставленному незащищенным. Ворона не то злобно закаркала, не то засмеялась металлическим смехом.
«Посмотри! — вопила она. — Посмотри, что ты наделала».
Тело Джованны охватило холодом. С нее содрали рубашку, слетела повязка, стягивавшая грудь. Небу открылась правда, когда же спустили и бриджи, все увидели полную правду. Охранники улыбались. Радости же лорда Имрика не было предела.
— Клянусь всеми Силами Воздуха! Что у нас здесь такое? — глаза его сузились. — Или в этом и есть секрет сокольничьих?
— Разденьте их догола, — распорядился он.
Она могла перенести свою наготу. Смешки и комментарии ее тоже не удивили. Но то, что братья узнают о ее лжи… этого она не в силах была перенести. Не было в мире милосердия. Они оба были в сознании и все видели. Взгляд Элмери был холодно непроницаем. Лорик…
Лорик… вот чего ей было не перенести. Она даже не могла посмотреть в его сторону.
— Только одна, — сказал Имрик, посмотрев внимательно на каждого и даже потрогав рукой, нет ли обмана. Джованну он обследовал с особенным удовольствием. Вздрогнув, она попятилась от него.
— Ну, ну, — запел он, словно она была пугливой лошадью. — Значит, только ты. Что же я тогда открыл? Чудо? Секрет? Быть может, заговор?
Сила была ее убежищем. Она нырнула в нее с головой.
Гвенлиан уже была там, удерживая их объединенную мощь: «Сила поднимается, — сказала она. — Будь готова».
Ворона выступила против белого сокола, Силы Джованны. Лорд Имрик протянул руки к ее телу. (В Эсткарпе всем было известно, как следует отлучать женщину от колдовства.) И отлетел, шатаясь. Союзница его распростерла вокруг Джованны крылья Силы: «Моя, — предупредила она его. — Она моя».
— Я никому не принадлежу! — собственным ушам ее показалось, что голос ее прозвучал пронзительно. Голос освободился сам по себе, без ее участия, и был он теперь бесспорно женским.
Свободна. Да. Это странное ощущение развернулось в ней еще сильнее, чем ее Сила или союз с Гвенлиан или сознание опасности. Тот узел, что сидел у нее внутри, несвобода в доспехах сокольничьего, все это ушло. Гвенлиан это заметила, а лорд Имрик, обнажив ее, показал это всем.
Теперь уже не имело значения, что она делала. Жизнь, душа, здравомыслие — все обратилось в ничто. С нее сняли маску. Ей нечего было бояться, и не для чего жить.
Разве только для того, чтобы доказать то, что хотела и начала доказывать. То, что женщина может быть всем, чем является мужчина, и что мужчина может быть таким же предателем, как женщина. У братьев, не признававших никакой Силы, кроме той, что привязывала их к соколу, не было оружия, чтобы сразиться с этим врагом. Это могла сделать только она, хотя бы и плохо обученная.
Этого они ей никогда не простят.
Она давно уже утратила малейшую надежду на прощение, с того самого дня, как она поступила в школу при Соколином Гнезде. Она подтянулась и как бы со стороны услышала собственный смех: легкий, свободный, почти восторженный. Северный Ветер наконец спустилась, а вслед за ней прострелил темноту Оседлавший Бурю, переполненный соколиным гневом. Стражники, удерживавшие Джованну, в панике побежали, спасаясь от смертоносных когтей. Лорд Имрик закричал от поразившей его внезапаной боли.
Джованна схватила перчатку, которую они у нее отняли. Северный Ветер немедленно уселась на нее. Оседлавший Бурю кружил над ее головой, а потом спустился к своему духовному брату.
— Ну, — сказала Джованна, — а теперь нам надо покончить с этим.
Она смотрела на камень. Форма его менялась. Сомнений не было: происхождение его было искусственное. Крылья расправлялись, сквозь камень заблестели перья. В глазных впадинах зажегся слабый свет. Ворона оставила пока намерение полакомиться соколиной кровью. Сейчас ей нужна была Сила, ну а потом, на досуге, она свое возьмет.
Сила набросилась на Джованну, так что та упала на колени. Она вонзила когти в ее волю: «Давай. Давай, освободи меня».
Она не просила. Она приказывала. Мозг Джованны наполнился видениями. Воспоминаниями. Снами. Свободой, из далеких-далеких времен. Бескрайнее небо и вольный ветер, и крылья, распростертые надо всем этим. То был лорд великого царства, а воля его — мировой закон.
Но у него имелись враги: быстрые, яростные, с острыми когтями. Воле его они подчиняться не желали. Дерзали летать там, где хотели, охотиться там, где нравилось, осмеливались выражать открытое неповиновение своему законному лорду.
«Нет, не законному, — сказала Северный Ветер чистым, холодным и презрительным голосом, — в нашем роду такого закона нет. С твоей тиранией у нас нет ничего общего».
«Я правил, — ответила ей Темная Сила (подозрительно, что он это терпел), потому что я был самым сильным. Вас время уменьшило, а меня сделало крупнее».
«В злобе, — ответила соколица, — да, не спорю. Ты был маленьким лордом с маленьким мозгом. Таким ты и остаешься».
«Освободи меня, — приказала Темная Сила Джованне. — Верни мне мою Силу. Освободи».
Сила Джованны кровоточила от ран, нанесенных ей древней Темной Силой. Она пила этот поток, медленный, но сильный. Когти Силы готовы были вцепиться и рвать еще и еще.
— Нет! — гневно воскликнул лорд Имрик. — Ты моя. Ты принадлежишь мне. Ты моя!
Огромное создание живо к нему повернулось
— Я твой, — согласился он с большой охотой. — Освободи меня.
— Ты моя, — повторил Имрик.
— Полностью, — ответил он. — Освободи меня.
Имрик сжал челюсти. В руках его билась жизнь, дикая, как сокол, связанная и беспомощная. Нож его, блеснув, разрезал связывавшие ее веревки.
Сокол Элмери, Парящий-на-Ветру, вспорол руку, его удерживавшую, и освободился. Имрик в ярости завопил. Капля крови — неясно, человеческой или соколиной, — дымясь, упала на место заточения Темной Силы. Камень зашатался. Темные крылья ударили по небу. Клюв рубил, словно сабля. Жертва боролась и визжала. Человек в этом ужасном клюве казался жалким насекомым, мошкой, способной лишь частично удовлетворить голод птицы.