«Почему вы не попросите Лейтенанта?» - улыбнулась Эйда просьбе бакалейщицы.
«И как это будет выглядеть, если он придет на собрание в защите прав моего старшего сына?» – резко спросила женщина.
Фрэнки Финдохти вот уже несколько месяцев трудился на верфи Маккензи.
«Что, по-твоему, скажут на это в городе?»
Эйда лишь пожала плечами. Ей ли не знать, как болтают. Но какое это имело значение, если дома ты ждешь самого лучшего на свете человека. И ночь проводишь с ним под одним одеялом, прижавшись к его горячему телу.
«О чем ты думаешь, девочка? – не раз ворчала бакалейщица. – А если понесешь, что делать станешь? Кому ты будешь нужна? Кто о тебе позаботится?»
На бесчисленные вопросы миссис Финдохти у Эйды не было ответов. Она отмалчивалась, не зная мыслей Грегори по этому поводу, но верила, что он относится ко всему так же как она. И была еще Полли Маккензи, о которой Эйда никогда не решалась спросить.
А сегодня вечером он подумал, что она может пойти против него. Сегодня вечером оказалось, что мистеру Стоуну лишь холодно в одинокой постели, а глупая кухарка удачно подвернулась под руку, чтобы скоротать время до свадьбы с мисс Маккензи. И слезы снова начинали течь из покрасневших глаз по щекам Эйды.
Под утро она забылась беспокойным сном, но на рассвете мысли ее были не такими мрачными, как накануне. На всякий случай решив не попадаться поутру на глаза Грегори, она быстро умылась, приготовила скорый завтрак и ушла из дома.
День обещал быть теплым и солнечным. Эйда, стремясь унять свои чувства, долго гуляла в гавани, прежде чем отправиться на рынок. Там она обстоятельно общалась с каждой знакомой торговкой. О чем – придумывать не приходилось, событий в городе было предостаточно. Это позволило бы вернуться домой попозже, чтобы мистер Стоун уже ушел на работу. А к вечеру все могло бы выглядеть совсем иначе, чем вчера.
Когда же она, распрощавшись со всеми, отправилась домой, случилось то, что она надеялась, никогда не случиться, и что перевернуло всю ее уверенность в своих дальнейших намерениях.
На рыночной площади Эйда увидела отца.
Ферма Гринсборо мистера Кинселлы располагалась на пологих берегах одной из многочисленных бухт Махони-бэй. Китти никогда не была любимицей в своей большой семье. И отец, вдовевший много лет, не скрываясь, мечтал о дне, когда сможет продать дочку кому-нибудь из соседей, и неплохо бы подороже. Он поколачивал ее по делу и без, полагая в том воспитание послушной дочери в настоящем и жены в будущем.
Ей было шестнадцать, когда отец сторговался с мистером Смитом, который был втрое старше девушки и владел огромной фермой в соседнем графстве. В доме разразился жуткий скандал. Китти наотрез отказалась, за что была бита отцом до полусмерти.
Эйда слабо помнила, как добралась до берега, как заходила в воду, не сопротивляясь ледяным волнам, норовящим сбить ее с ног… А потом ее выбросило на песок Мельничной бухты… но этого она уже, и правда, не помнила.
Отец, расспрашивающий прохожих, заставил Эйду броситься прочь с площади. Решение явилось само собой. Единственное, какое могло быть. Отец не должен ее найти, а мистер Стоун сэкономит на жаловании. Просто. Проще, чем жарить бекон, чтобы не сжечь его.
Собираться ей было недолго. Все необходимое и скромная сумма накопленных денег легко уместились в небольшой сумке, хранящейся в чулане. Но самым сложным оказалось сделать последний шаг через порог дома, в котором она провела столько дней, каждый из которых ей был дорог. Ей так долго казалось, что она была счастлива и нужна в этом месте. Прозрение наступило неожиданно, быстро и больно.
Она отчаянным движением поправила на голове шляпку и захлопнула за собой дверь.
Грегори вернулся вечером, через несколько часов после ее ухода. И уже больше ее не нашел. Ни в тот день, ни на следующий. Ни через неделю, ни через месяц. Он метался по городу в поисках Эйды. Обращался к шефу полиции, чтобы объявить ее в розыск. Объездил ближайшие деревни в надежде, что где-нибудь появилась молоденькая кухарка по имени Аделаида Джонс – ее записали на эту фамилию в те первые дни, когда нашли. Лейтенант сбился с ног, обивая чужие пороги. Но Эйда пропала без следа.
Лишь через три дня после ее пропажи в дом инженера Стоуна явился незнакомец, представившийся Питером Кинселлой, отцом Китти Кинселлы. И потребовал у Стоуна либо вернуть дочь, украденную с фермы два с половиной года назад и, наконец, найденную здесь, под чужим именем в доме растлителя, либо уплатить пять сотен долларов – за девственницу годная цена. Тогда Грег думал, что не остановится и убьет его. Убьет человека, оставившего шрамы на белой спине единственной женщины, которую он в своей жизни любил… Потом ворвался Лейтенант, вырвал Кинселлу из рук мистера Стоуна, сжимавшего его шею. И выгнал того прочь. Больше их не беспокоили. И они продолжали повсюду искать Эйду, будто бы это могло хоть что-нибудь изменить на свете.
Начало войны и вступление в нее Британской империи прошло мимо Грега.
Он доводил себя до изнеможения каторжной работой, лишь бы не думать о том, что произошло, и как жить дальше. Они все-таки достроили «Эмму». И смогли ее продать. Это позволило им продержаться до зимы.
А перед Рождеством он потерял даже это.
Однажды вечером, когда за окном порхал снег, а в домах готовились забивать скотину на праздники, Дуглас Маккензи пригласил его в свой кабинет, плеснул виски и, протягивая инженеру бокал, сказал:
- «Маккензи шипбилдинг» больше не нуждается в ваших услугах, мистер Стоун.
Грег механически взял бокал из рук Дугласа и замер, не донеся его до рта.
- Что это значит?
- Полагаю, ты единственный во всем Честере не знаешь, что Полли вышла замуж за младшего Ирвинга, - усмехнулся Маккензи.
Усмехнулся и Грег. О свадьбе он действительно не слышал. Последние месяцы они совсем не общались. И бо́льшую часть времени он проводил либо на верфи, либо пил в одиночестве в своем доме. Превратился в отшельника. С той минуты, как он понял, что Эйду никогда больше не увидит, все в мире перестало иметь смысл. Хотя о поездках Маккензи в Галифакс он все-таки знал. Но не интересовался целью этих поездок. В конечном счете, они стали чужими людьми.
- Значит, вы все-таки нашли выход, который вас устроил и обезопасил… - медленно произнес Грег.
Маккензи кивнул.
- Теперь есть общее семейное дело. Моя верфь стала частью империи Ирвингов. Но тебя они видеть не желают, - он отпил виски и продолжил: - Я выкуплю твои акции, Грег. Дам за них хорошую цену.
- И, в конечном счете, все было зря… Вы знаете, что летом он хотел переманить меня к себе, но я остался?
- И чего ты теперь ждешь от меня?
- Я давно уже ничего не жду от вас. Четыре с половиной процента акций – тот максимум, с которым вы готовы были расстаться. Я не ропщу. Я уступлю вам их по той цене, какую вы предложите. Но лучше бы вы купили их с самого начала, три года назад.
- Но и ты мог отказаться.
- Каждый из нас питал свои надежды, Дуглас. И мое, и ваше решение оказалось ошибочным, - он быстро осушил бокал с бренди и встал на ноги. – Это все, что вы имели мне сообщить?
- Да. Мой адвокат свяжется с тобой, Грегори, - мистер Маккензи протянул ему руку на прощание. – Ты хороший парень и всегда мне нравился. Но порой слишком витаешь в облаках, не замечая жизни вокруг себя.
- Как скажете, - улыбнулся Грег, пожимая руку теперь уже точно бывшего хозяина и друга. – После оформления сделки я уеду из города и освобожу ваш дом.
Маккензи лишь махнул рукой.
Чего стоило Стоуну сдержаться, чтобы не выплеснуть бушевавшую в нем ярость прямо там, в конторе, одному богу известно. Но едва дойдя до дома, он с потрясающим воображение упорством бросился превращать себя в животное.
Он пил. Пил днями напролет и почти ничего не ел. Это продолжалось до самого Сочельника, когда Лейтенант окатил его водой из ведра. Никогда прежде Грегори Стоун не чувствовал себя настолько беспомощным.
Он потерял все, что у него было, все, ради чего жил. Но то, что случилось с «Маккензи шипбилдинг» оставалось на совести ее хозяина. То, что случилось с Эйдой – на его и только на его совести. И теперь это, жившее в нем каждую минуту, навалилось с новой силой, не оставляя возможности даже вздохнуть.