— Я всегда прислушиваюсь к воле народа, — прежде чем он начал возражать, Джейн пошла в наступление. — Фра Теобальд, вы один из умнейших людей в городе. Не надо мне рассказывать сказки про Книги Истин, гнев, милость и страхи. Я вижу, что вам зачем-то нужны ункасино. Скажите мне зачем — и, — и я скажу, почему нет, — я посмотрю, что можно сделать.
Несколько мгновений он внимательно смотрел на неё, подслеповато сощурив глаза. А затем резко кивнул.
— Я бы не хотел, чтобы этот разговор слышал кто-либо кроме вас.
— Если вы не хотите начинать разговор при людях, в которых я полностью уверена, может, его лучше вовсе не начинать?
Джейн успела заметить довольное выражение на лице Серпенте.
— Это вопрос не доверия, ваша милость. Это… Личный вопрос.
Как будто это помешает им подслушать. Если на счёт Серпенте Джейн ещё питала какие-то надежды, то в Кальдо и Фреддо была уверена.
Но, если он того хочет…
Каноник с отстранённым видом ждал, пока все выйдут из кабинета. Лишь когда дверь с тихим стуком закрылась, он тяжело вздохнул и повернул голову к окну, щурясь на закатное солнце.
— Ункасино нужны патрициям, — его мощный голос сейчас был стыдливо приглушён. — А мне нужны их деньги.
А Джейн думала, что он не сможет её удивить.
— Вот так, прямо в лоб, — на её памяти, это было первое в истории признание политика в том, что он берёт деньги за представление чьих-то интересов.
По крайней мере, первое добровольное.
— Какой смысл врать или увиливать? — он скривился с недовольным видом и кивнул на кресло. Джейн кивнула, и Теобальд с явным наслаждением уселся, вытянув ноги и осторожно массируя колено сквозь мантию. — Мы же взрослые люди и понимаем, как всё работает.
Хотела бы Джейн сказать, что понимает.
— Значит, деньги. И зачем они вам?
— Затем же, зачем обычно, — он поднял руку и начал загибать тонкие пальцы. — Чтобы город не развалился под тяжестью лет. Как вы думаете, почему трёхсотлетние дома выглядят как новенькие? Почему Арсенал и Дворец выглядят великолепно? Мосты, каналы — даже акведук.
Джейн готова была поклясться, что из-за двери раздалось недоверчивое «хм».
— Полагаю, из-за вас.
— Да, из-за меня, — впервые за всё время, Джейн видела каноника таким гордым. Старик выпрямился, в выцветших глазах появился живой блеск. — Каждое мгновение своей жизни я посвятил Лепорте. Пока вы и остальные пытаетесь привести нас к светлому будущему, я делаю так, чтобы великое прошлое не рухнуло.
— Очень интересный способ служить городу, — хмыкнула Джейн. — А вы не думали, фра Теобальд, что город — это не трёхсотлетние дома, не статуи и даже не Арсенал, а люди?
— А чьими руками делается вся работа? — криво усмехнулся он. — Каждая стройка, каждая реставрация — это работа для десятков бедолаг, которые ютятся в трущобах и не нужны ни цехам, ни патрициям, ни остальным горожанам. Поэтому мне и нужны эти деньги, — он прерывисто вздохнул. — Поэтому мне и нужны ункасино.
Какое-то время Джейн молча смотрела на него. Смотрела и с глухим недовольством понимала, что проникается уважением.
— Зачем? — тихо спросила она.
— Предпочту не отвечать.
— Я спрашиваю не как гонфалоньер Лепорты, а как Джейн Ла-Руссе.
Он нахмурился, сложив руки на трости. Какое-то время в кабинете было слышно лишь шорох бумаги на сквозняке. А затем каноник неловко отвёл взгляд.
— Я хотел строить новое, — едва слышно проговорил он. — Но не смог.
— И теперь пытаетесь не дать умереть старому.
Теобальд молча кивнул.
В воздухе повисла тишина. Каноник, поджав губы, смотрел в окно. А Джейн напряжённо думала, что ей делать с человеком, который прятал от города огромные деньги и продавал свой голос в Магистрате.
Наконец, Джейн тяжело вздохнула.
— Ункасино останутся в тюрьме.
Из-за двери раздалось что-то, подозрительно похожее на радостный вскрик. Каноник же горько усмехнулся и кивнул.
— Само соб…
— Я дам вам деньги. Точнее, не я, а город. Я уверена, с поддержкой Четырёх Семей мы сможем придумать что-нибудь и перевести ваши начинания на более законные пути.
— Вы… — голос старика звучал хрипло. — Вы не шутите?
— Я сейчас немного не в настроении шутить. И я надеюсь, что этот маленький жест немного проредит хор патрициев в Магистрате, если вы понимаете, о чём я.
— Мой голос — ваш голос, ваша милость.
Только что она перекупила члена Магистрата у одних патрициев за деньги других.
— А по поводу трущоб, страхов и курицы… — Джейн скривилась. — Я бы поднялась сама, но немного не в состоянии. У меня на столе лежит папка с синей печатью. Откройте её.
Она закрыла глаза и терпеливо вслушивалась в шорох одежд каноника. В почти неразличимый шелест переворачиваемых листов.
— Это то, что Магистрат отклонил в прошлый раз. Я внесла несколько изменений, — на самом деле, чёртову кучу изменений. — Фра Пасиенте и представители кварталов консультировали меня. Так что, я думаю, можно считать, что я не забыла про курицу для народа.
Её накрывала тошнота от одних воспоминаний о каждой секунде, проведённой над книгами, старыми сводами законов и ещё боги знают чем. Финансовые планы, кредитование, выплаты, расчёт понижения налогов, снижение или повышение пошлин…
Честное слово, в следующий раз она просто наймёт толпу чёртовых легистов и будет довольствоваться тем, что они ей принесут.
— Вы проделали огромную работу, ваша милость, — осторожно заметил Теобальд, — но я не могу вспомнить ни раза, когда бедность и безработицу побеждали одними законами.
— Эти законы — всего лишь база для того, что будет дальше, — того, что должно начаться после её визита в Муджелло и Лорентино. — Возвращаясь к изначальному вопросу вашего визита — сороковая страница. Я собираюсь заменить казнь пожизненным изгнанием. Это явно вызовет возмущения меньше, чем виселица. Особенно когда мы дадим объяснения.
— Если Лепорта выдвинет обвинения, возмущаться будет уже Виареджио.
— Это уже моя забота, фра Теобальд.
Как только отдых закончится, она отправится в посольство. И после этого любое возмущение Виареджио не будет стоить ничего.
Джейн блаженно улыбнулась и удобнее устроилась на диване. Осталось только самая маленькая, самая тяжёлая деталь плана.
Отдохнуть.
Глава 19. Муджелльское чаепитие
Глава 19. Муджелльское чаепитие
Джейн всегда казалось, что внешность правителя — это воплощение духа страны.
Она помнила лорда-губернатора Голдуола, главного торгового порта Ксилматии — хитро щурящегося, подвижного и бесконечно говорливого. Она помнила олдермена Амберхинга — с белоснежной бородой, сухопарого, подслеповатого и древнего, как его умирающий город. Она надеялась, что и её саму кто-нибудь свяжет с Лепортой.
Но даже если это случится, безупречный до сегодняшнего дня логический ряд будет нагло нарушен Паззо Пиетра, похожий на своих людей так же, как волк похож на декоративную собачку.
— Ну, ваша милость, как вам мой город? — правитель Муджелло улыбался в бороду так, будто Джейн уже рассыпалась в восторженном лепете.
— Он…
Серый? Унылый? Похожий на разросшуюся деревню, заполненную усталыми и грустными крестьянами? Жалкий отблеск и пародия на Лепорту?
— Чистый.
— Это вы точно подметили! — Паззо радостно расхохотался и указал на гигантское окно кабинета. — Можете не верить — но к завтрашнему утру на улицах не останется ни одного лепестка!
Лучше бы их и сегодня там не было.
С самых городских ворот до Мраморного Гнезда живой коридор с почти пугающе неправдоподобным ликованием обсыпал делегацию Лепорты цветами. Джейн провела полчаса перед зеркалом с расчёской, пытаясь добиться того, чтобы в них было всё-таки больше волос, чем лепестков.
— Мы, в Муджелло, считаем, что великое начинается с малого, — продолжал Паззо, широко улыбаясь. В то время как остальные муджельцы, кажется, вообще не умели улыбаться, он не мог не. — Держишь дом в чистоте, держишь улицу в чистоте, держишь город в чистоте — и вот, порядок и в жизни, и во всей стране!