Занавес величественно пополз вверх, и на сцене, в лучах света, появились двое — худой и изящный человек в синей тоге, и толстый бородач в пурпурной. Оба жестикулировали так, будто публика застала их в разгар спора.
— Свобода? — громыхнул бородач, запрокидывая голову. — Ха, для этой глупости и пальцем я о палец не ударю! Я видел в этой жизни вещи подороже!
— Дороже-то свободы? — недоверчиво хмыкнул изящный. — И что же?
— Глоток прекрасного вина, красавица с утра в постели…
— Не зря про вас, лепортцев, говорят, что вы как звери. Вино свободе предпочесть, немыслимо!
— А много толку ли с неё? — пожал плечами толстяк. — Свободой не набьёшь живот, в зиму она не обогреет, и в Магистрате за неё и голоса не купишь, уж поверь.
— Как можешь быть холодным ты, Умбриаконе, к стране, дышащей полной грудью?
— Из всех грудей меня холодным не оставят только те, что заполняют мою руку!
Гонфалоньер непонимающе нахмурилась. Она прекрасно помнила оригинал «Заката Седой Империи», но этой части в нём точно не было.
Слева от неё раздался разочарованный вздох.
— До этого момента я думал, что это комедия, — мужчина пытался шептать, но выходило у него не очень. — Теперь я уверен, что это трагедия. Они даже не поменяли «Магистрат» на «Сенат», чёрт возьми!
— И что? — тихий, но недовольный женский голос. — Не придирайся к мелочам!
— Этой чуши в либретто не было вообще! — голос мужчины дрожал от возмущения, и Джейн удивлённо вскинула брови. Надо же, кто-то любящий и, что куда важнее, разбирающийся в театре? — Они вставили её, чтобы порадовать их, — Джейн не видела его, но была уверена, что он кивнул в сторону ложи Совета. — Почему мы пошли на это, а не на «Мирандолину»?
— Потому что Совет не ходит на «Мирандолину», идиот, — прошептала женщина.
— Ты опять за своё? Я не буду унижаться!
— Значит, тебе наплевать? Виттима пропал, корабли не могут отплыть, мы можем потерять всё дело — а ты не можешь заткнуть свою гордость и просто попросить…
Что-то резанул узнаванием. Виттима, Виттима… Она где-то слышала это имя. Или видела.
— Ты прекрасно знаешь Виттиму. Вернётся через несколько дней и будет рассказывать о том, в чью постель снова залез, — не особо уверено произнёс мужчина. Что-то в его интонациях заставило Джейн нахмурится.
— Ты правда веришь в это? А ты не думал… — шёпот женщины стал ещё тише, и Джейн пришлось напрячь слух, чтобы услышать хоть что-нибудь. — Не думал, что он не появится? Что этот лепортиец, Бернардо, и его пустил в расход? Ты читал…
— Да, я читал листовки, — раздражённо перебил мужчина. — Во всём виновата Лепорта, повсюду заговоры лепортийцев и интриги этой паучихи-гонфалоньера, но мы всё равно выстоим, только для этого нам нужны деньги, поэтому мы повышаем налоги, — он насмешливо фыркнул. — Бертрамо писал мне из Лепорты, и по его словам эта Ла-Руссе что-то не сильно похожа на то чудовище, которым её выставляют.
— Бертрамо мог врать тебе. Или запутаться…
— То есть, ты не доверяешь Бертрамо, который полжизни провёл в Лепорте, но веришь листовщикам, которые ни разу там не бывали? Это…
— Прошу прощения, — громкий и крайне недовольный голос откуда-то сзади вклинился в спор. — Но мы тут пытаемся смотреть представление.
Мужчина сбивчиво забормотал извинения, но Джейн уже не слышала. Она хмуро уставилась в темноту перед собой, нервно теребя подлокотник.
Ей бы хотелось верить, что этот виареджинец прав, и ни она, ни Бернардо тут не при чём, что его компаньон действительно появится, что с его делом всёбудет хорошо. Но имя Виттима уже всплыло у неё в памяти.
Всплыло на одном из листов, что были в папке Бернардо.
Чёрт. Она же не убивала никого и, тем более, никогда и никого об этом не просила. Так почему тогда чувствует себя так, будто обманула ребёнка или толкнула беспомощного старика? Будто… Виновата?
Тихо вздохнув, Джейн прикрыла глаза. Возможно, потому что так и было. Возможно, потому что неприятно сталкиваться с маленькими последствиями твоих больших игрищ. Возможно, потому что политика выглядела именно так, а не как дурацкий тритт или шатто.
Интересно, что бы сказал отец? Он всегда говорил, что…
Боль обожгла руку, и Джейн опустила взгляд. На её ладони краснели следы от её же ногтей. Раздражённо выдохнув через нос, она сжала кулак.
Вот поэтому, чёрт возьми, на работе нужно думать только о работе.
Она вздрогнула, когда кто-то осторожно дотронулся до её плеча.
— Пора, — тихий шёпот Фреддо обжёг ухо, и она почувствовала приятное жжение где-то в груди.
Наверное, такой же азарт испытывает охотник, когда наводит лук на добычу.
Коридор снаружи был залит светом, и несколько мгновений Джейн нелепо моргала, борясь с резью в глазах. Наконец, она привыкла и бросила критичный взгляд на саму себя в огромное зеркало — очередная абсолютно ненужная демонстрация богатства города.
— Как я выгляжу? — гонфалоньер наклонилась вперёд, вглядываясь в отражение. — Мне кажется, или грим смазался?
— Всё в порядке, ваша… — Джейн предупредительно подняла руку, и Фреддо осёкся, осознав ошибку. — Выглядите прекрасно. Как и всегда.
— Я не выгляжу так всегда, — ворчливо заметила Джейн, расправляя смявшуюся юбку. — Если бы я каждый день носила корсет, Лепорта уже давно была бы воевала со всеми соседями, а на каждой улице было бы по сотне виселиц.
— Неужели всё настолько плохо?
Гонфалоньер пыталась сделать глубокий вдох, но грудь болезненно стиснуло, и у неё вырвался едва слышный хрип.
— Можешь сам как-нибудь попробовать, — фыркнула она, выдыхая и поглаживая тщательно замазанный гримом шрам на губе. — Они уже ждут?
— Да.
Прекрасно. Пусть ещё немного подождут, чтобы нетерпение достигло нужного уровня — и тогда можно будет начинать.
— Бумаги здесь? — она решительно одёрнула корсет и протянула руку, в которую Фреддо тут же вложил перевязанную зелёной лентой папку.
Пару мгновений Джейн задумчиво разглядывала её. Кто бы мог подумать — стопка подшитой бумаги окажется куда важнее и, если повезёт, сильнее, чем все мечи Лепорты. И даже если это не сработает…
Она осторожно дотронулась пальцем до маленького тубуса, вшитого в корсет. Если не сработает папка Бернардо, придётся пускать в ход это. Но она очень, очень хотела бы избежать этого.
— Что ж, — она недовольно дёрнула щекой, когда голос дрогнул. — Надеюсь, я не испорчу всё.
— Именно то, что любой из нас хочет услышать от правителя перед важными переговорами, — с абсолютно непроницаемым лицом проговорил Фреддо, и Джейн усмехнулась.
Холодный вечерний воздух пах застоявшейся водой и солью. Порыв ветра пролетел по галерее, и Джейн недовольно поправила волосы. Кальдо ждал их, опираясь на колону с таким видом, будто ничего необычного для него в ситуации не было.
— Они там, — он указал большим пальцем себе за спину, на выступающий над каналом балкон. — И, похоже, у них нет ни одной догадки.
— Замечательно, — Джейн нарисовала свою самую уверенную улыбку и расправила плечи. — Неожиданность на моей стороне.
Хотелось бы думать, что всё остальное — тоже.
Стук каблуков перемежался грохотом крови в висках. Но с каждым шагом этот стук становился тише, глуше, дальше. Откуда-то снизу поднялась волна приятного холода, подбородок сам собой вздёрнула в надменно-уверенном жесте.
Если бы отец увидел её сейчас, то, наверное, был бы горд. Наверное.
Все трое Советников одновременно повернулись на звук шагов, оборвав тихий разговор, и теперь напряжённо вглядывались в темноту коридора.
— О, ну надо же! — фра Герилло развёл руками и склонился в издевательском поклоне. — Наконец-таки появился человек, который позволяет себе вызывать нас на поклон и при этом опаздывать!
Он всем своим видом излучал странную смесь насмешливости и дружелюбия. Суровое лицо сморщилось, пытаясь разглядеть Джейн получше, от чего многочисленные шрамы побелели.