Пантелеев достал из чемоданчика пузырек с тройным одеколоном, вытер руки сначала одеколоном, потом насухо платком и сел. Нарезая ломтями хлеб и толстыми ловкими пальцами быстро очищая одно за другим яйца, он прислушивался к разювору.
Наконец обиженный шофер не выдержал и огрызнулся.
Лопатин смотрел на сидевшего рядом с ним Пантелеева - ему было интересно, как тот поступит.
Пантелеев дочистил последнее яйцо и сложил скорлупу в обрывок газеты:
- Давайте кушать.
Велихов подошел и сел, а шофер обиженно отошел в сторону, сделав вид, что предложение Пантелеева к нему не относится.
- А вы, - сказал Пантелеев, - идите кушать!
- Нет, спасибо, - ответил шофер. - Я не хочу кушать. Не могу.
- Почему же не можете? Со мной не хотите, что ли? - спросил Пантелеев, расстегивая воротничок и поудобнее прима щипаясь на охапке сеиа.
- С вами я могу, а с ними не хочу, - шофер пальцем показал на адъютанта.
- Тут я, а не он хозяин, - сказал Пантелеев. - Стол-то мой, раз я зову, давайте кушать.
Шофер покосился на адъютанта, подошел и присел на корточки рядом с Лопатиным.
Завтракали минут двадцать. Еле видные в небе разведчики теперь гудели сразу в нескольких местах, и теперь по ним стреляли отовсюду; в небо лопались белые шарики зенитных разрывов.
- Вы на Западном фронте были? - поглядев на небо, спросил Лопатина Пантелеев.
- Был с июня до августа.
- А я до сентября. Я здесь неделю всего, - Пантелеев снова посмотрел на небо. - Там, на Западном, на это уже и внимания не обращают, а здесь в щели лезут. Дело привычки; но, пока одни привыкает, другого уже убивают. Так и вертится чертово колесо...
Собирай, Велихов, да поедем, - кивнул он на салфетку и оставшуюся еду.
- Как по-вашему, что дороже на войне, - вставая, спросил Пантелеев у Лопатина (Велихов и шофер уже пошли к машипе), - храбрость или привычка?
- Привычка, - не думая, ответил Лопатин.
Пантелеев покачал головой.
- Что, неправда?
- Правда, но жалко, - сказал Пантелеев. - Жалко, что много храбрых людей до этой привычки не доживают. Сколько раз я на маневрах был, десятки раз, а на поверку вышло: война как вода, - пока не нырнешь в нее, плавать не научишься. Как там, уложились?
3
К переправе на Арабатскую Стрелку подъехали только в одиннадцатом часу. На месте переправы берег был отлогий, мелкая вода пролива играла прохладной осенней рябыо. Вдали, в семи километрах, над серой водой поднималась желтовато-серая полоска Арабатской Стрелки.
Рыбаки из Геническа, здоровые, шумные парии в закатанных до колен штанах, выскакивая из лодок, одну за другой подтаскивали их по мелководью поближе к берегу. На лодки грузилась стрелковая рота. Красноармейцы, так же как и рыбаки, разувались, подсучивали штапы и, держа в руках сапоги, перебирались в лодки. Немного подальше на берегу сидела еще одна рота, ждавшая переправы.
Переправой распоряжался толстый немолодой полковник - южанин по виду. Увидев выходящего из машины дивизионного комиссара, полковник подобрал толстый живот, сделал несколько шагов навстречу, вытянулся и, почему-то Лопатин еще не понял почему - уже заранее волнуясь, доложил, что он командир полка полковник Бабуров и что во вверенном ему полку все в порядке.
- Чем сейчас заняты? - спросил Пантелеев, внимательно глядя на него.
Полковник сказал, что сейчас он занят тем, что отправляет вот эти две роты на Арабатскую Стрелку и сам тоже переправляется туда.
- Верно ли, что не то вечером, не то ночью на вашу Арабатскую Стрелку немцы пролезли? - спросил Пантелеев.
Полковник ответил, что нет, что на Арабатской Стрелке все укреплено, организована оборона и сведения о немцах неверны.
- А зачем же вы переправляете туда еще две роты и сами едете?
- Я еду... - Полковник начал фразу быстро и уверенно, но посредине сник. - Я еду потому, что... потому, чтобы там все было обеспечено.
- Так вы же говорите, что у вас там и так все обеспечено, - неумолимо продолжал Пантелеев.
- Так точно, обеспечено, но я еще хочу обеспечить...
Пантелеев недоверчиво усмехнулся и приказал, чтобы ему сейчас же дали моторку - ехать на тот берег одновременно с переправлявшейся ротой.
- Поедем посмотрим, какой там у них порядок, - сказал он Лопатину, грузно перешагивая через борт моторки.
Полковник, севший в моторку вместе с ними, полунедоуменно, полузаискивающе поглядел на Лопатина, которому член Военного совета сказал "посмотрим, какой там у них порядок".
Лопатин отвел глаза. Ему стало стыдно за этого растерявшегося человека.
Пантелеев всю дорогу молчал с таким видом, что ни у кого не возникало желания с ним заговорить. "Что бы вы мне теперь тут ни болтали, я вам не верю, - говорил его вид, - не верю и не буду терять времени ни на вопросы, ни на выслушивание ваших ответов. Сам поеду, сам посмотрю и сам себе отвечу".
Берег, к которому подошла моторка, оказался таким же пологим, как и тот, от которого она отчалила. День был жаркий, сухой, вовсю палило солнце. У самой переправы грелись на солнце минометчики, а чуть подальше отдыхало еще два десятка недавно переправившихся солдат. Обстановка показалась Лопатину совершенно мирной. Еще более мирный вид придавали ей работавшие на переправе рыбаки. Не чувствуя себя ни у кого в подчинении, они на глазах у начальства курили трубки и самокрутки и, громко и весело перекрикиваясь с лодки на лодку, обсуждали, где в обед лучше будет варить уху - на том или на этом берегу.
Лопатин не сразу поверил, когда ему сказали, что эти люди всего три дня назад угнали свои лодки от неожиданно ворвавшихся в Геническ немцев, оставив родной город, жен и детей.
- Ну, где у вас штаб батальона? - едва успев ступить на землю, спросил Пантелеев у Бабурова. - Как будем добираться?
- Сейчас машина подойдет, товарищ дивизионный комиссар. - Судя по лицу полковника, он ожидал упрека за то, что дивизионный комиссар уже переправился, а машина ему еще не подана, но Пантелеев только кивнул.