После долгих поисков и синтезов различных идей Маркс создал систему, которую искал. В основу своего социализма он положил различные революционные политические цели, и этот социализм должен был стать не утопическим, но неизбежным. Это было гегелевское видение череды исторических эпох, движимых внутренними противоречиями к последнему преодолению человеческого отчуждения. Материализм Маркса не был статическим; он исходил из динамики капиталистической экономики, которая вызывала кризисы, классовые конфликты и, в конечном счете, революции. Марксова система ошеломляет уже одной только архитектурой своей интеллектуальной всеохватности. Вне зависимости от своей правдоподобности для реального мира Марксова система впечатляет и вызывает восхищение. Поэтому неудивительно, что у его идей всегда было много последователей.
Но, если говорить коротко, Марксова система основывается на идее о том, что труд является источником не только экономической ценности, но и прибыли. В чистой рыночной системе, которая оперируется через механизмы спроса и предложения, все вещи обладают ценностью. Отсюда возникает проблема: откуда берется прибыль? Ответ Маркса гласит: прибыль возникает из труда, который является единственным фактором производства, из которого можно выжать ценность большую, чем издержки по воспроизводству. Технически это эквивалентно «эксплуатации труда», чтоозначает необходимость для рабочего работать дольше, чем количество часов, необходимых для воспроизводства его труда. Но капиталистическое соревнование заставляет производителя вводить трудосберегающие технологии, которые в свою очередь подрывают его собственную экономическую базу. Источником прибыли по-прежнему является эксплуатация труда, и чем больше труд заменяется машинами, тем меньше основа для прибыли. Говоря схематически, в результате падает уровень прибыли и следует череда деловых кризисов. Из-за этих кризисов капитал все больше монополистически концентрируется, так как слабейшие капиталисты выпадают из системы и пополняют состав рабочих. В то же время возможности производства последовательно превосходят спрос со стороны вытесненных и продолжающих терять работу рабочих. В конце концов, продуктивные технологии системы оказываются в полном противоречии с капиталистическими правовыми формами собственности. Идеологическая и политическая надстройка разрушается. За экономическим кризисом следуют классовые столкновения и политическая революция.
С точки зрения Маркса, экономический механизм — не единственная причина той материалистической динамики, которая ведет к гегелевским неизбежным противоречиям и трансформациям. История движется как целое. Гегелевская последовательность философий, религий и законов тоже является частью системы, но в этом случае зависимой частью, а не движущей силой. Экономика объясняет политику, право и человеческую культуру. Во всем этом процессе есть даже глубокий духовный элемент. Духовное отчуждение, встроенное в гегелевскую последовательность фаз, полностью принимается в Марксовых экономических фазах. Подобно тому, как Дух отделен от самого себя в форме опредмеченных идей материального мира, которые как будто действуют на индивидуальное сознание извне, в Марксовом видении человечество подавлено материальным миром, который сам порожден человеком. Рабочие создают социальный и экономический мир своим собственным трудом и потом оказываются закабаленными своими собственными продуктами, которые им теперь противостоят. Таким образом, преодоление капитализма и установление социализма — это не просто экономическое изменение, но историческое освобождение от отчуждения. Мир, созданный людьми, наконец, возвращается под их контроль и тем самым кладет конец отчуждению собственной сущности.
Фридрих Энгельс: социолог в тени
Очевидно, идеи Маркса не сводятся только к социологии. Это и технические вопросы экономики, и своего рода метафизика — философия, одновременно политически-критическая, пробуждающая к действию и предлагающая квази-религиозную надежду на конечное спасение человеческой сущности. Эти черты плюс то, что они смыкаются вместе в единую архитектонику всеобъемлющей системы, объясняют чрезвычайную привлекательность Маркса для интеллектуалов, пытающихся выйти за пределы узкой и маловдохновляющей специализации. В то же время я должен сказать, что эти свойства марксизма были своего рода ловушкой и соблазном, уводившими в сторону от путей реалистической социологии. И дело не в том, что в марксизме не было элементов заслуживающей внимания социологии, но они были так тесно увязаны с остальной системой, что они часто оказывались приниженными или недооцененными, и вся система в целом держалась на достоинствах ее философского и политического видения. Однако ее экономика и философия были гораздо более шатки и уязвимы по сравнению с социологией.