Я занялся «Словом о полку Игореве» неожиданно для себя. И как раз потому, что область была для меня новой, увидел то, чего раньше не замечали. «Слово» вдруг одарило великолепием, как солнце, окружившее себя двойниками и радугами.
Иной мир
Художественные произведения изменяются со временем. Речь не о том, что тускнеют краски на живописных полотнах, разрушаются дерево и камень скульптур, вкрадываются ошибки в тексты. Просто само человечество становится иным, смотрит на те же творения другими глазами.
Впрочем, не обязательно даже уходить в глубину веков. Когда разные люди в одно и то же время читают одну и ту же книгу — они читают, как ни странно, разные книги. Спросите подростка, о чём роман А. Толстого «Аэлита», и он вспомнит в первую очередь воздушные корабли, восстание, колодец с чудовищными пауками. Девушка расскажет про любовь. Взрослого человека больше интересует история марсианской цивилизации, её проблемы, соотносимые с нашими собственными. А если роман попадётся учёному педанту, тот станет возмущаться: что за космическая одежда — бараньи полушубки, и зачем поворачивать ракетный двигатель, когда нужно изменить курс, — существуют газовые рули, и так далее.
«Слово о полку Игореве» написано хоть и на русском языке, но на том, что звучал в конце XII века. С таким же основанием можно сказать, что он украинский или белорусский: все три вышли из древнерусского. Да и другие славяне слышат в поэме близкую им речь. Легко доступной ныне её не назвать. Сравним, сегодняшние англичане мало знают своего Бёрнса, а французы Мольера: языки того и другого очень устарели. Обоих классиков читает весь мир (в переводах), только не их соотечественники. А ведь Бёрнс и Мольер отделены от современности куда меньшими промежутками, чем автор «Слова о полку Игореве».
В поэме есть фраза Рекоста бо братъ брату: «Се мое, а то мое же». Поэт переиначил формулу феодальных разделов: «Это моё, а то твоё». В его годы распри между князьями приобрели небывалую остроту, на одни и те же уделы претендовало по несколько наследников. Рекоста — глагол, однокоренной со словом «речь». Отрывок переводят так: сказал брат брату… Но сказуемое стоит в утраченном ныне двойственном числе, употреблявшемся для двух лиц или предметов. Точный смысл цитаты: не один брат обратился к другому, а оба сказали друг другу одно и то же.
У любого народа есть выражения, которые нельзя понимать буквально. Скажем, «Заварил кашу, сам и расхлёбывай» — это относится не к неудачному обеду. Имеются формулы такого рода и в «Слове». Например, въступити въ стремень. Кажется, будто герой поэмы всего лишь вложил ногу в стремя, а собирается ли он немедленно ехать куда-то или просто проверяет крепость седла, неизвестно. Если хочет ехать, то опять же пока неясно, на войну ли, на охоту, на прогулку. Между тем это выражение значило «отправиться в поход». Причём не приходится гадать, о ком идёт речь, оно применялось только к людям знатным. О других говорили иначе — всесть на коней.
Выше было сказано о четырёх солнцах. Числительное, когда оно относилось к словам среднего рода (значит, и к солнцам), звучало непривычно для нас: четыри. В переводе такое не передашь. А из дальнейшего станет ясно, что в поэме важен каждый звук.
Язык вообще звучал не так, как нынешний. Ударения были не только силовые, или выдыхательные, как у нас, а ещё и музыкальные, то есть ударные слоги обозначались не напряжением, а высотой голоса. Чтобы получить представление об этом, можно по-разному произнести «ага»: если второе а окажется ниже первого, смысл будет — «Понятно, в чём дело…». Если же сказать наоборот, то выйдет: «Что, попался!».
Существовали долгие и краткие звуки. Последние оставили на память о себе твёрдый и мягкий знаки. Ъ первоначально читался как краткое о. Ь — как краткое е. Иногда они прояснялись в долгие, которые потом в этих местах и сохранились, а в других ъ и ь исчезли. Поэтому мы говорим «замок», но «замка», и «замочек», но «замочка» — е и о то появляются, то исчезают.
В эпоху, когда создавалось «Слово о полку Игореве», музыкальное ударение и разница в длительности гласных уже были в прошлом. Но их следы оставались, и настолько значительные, что твёрдый знак на концах слов, в котором отпала необходимость, уцелел до 1918 года. Ясно, как трудно сейчас воспроизвести древнерусское произношение.