— Расскажите мне, как это делается, — произнесла я наконец.
— Что вы имеете в виду? — поинтересовался он.
— Если я скажу магические слова «не для прессы», будет ли это означать, что вы не станете писать, о чем мы сейчас говорим?
Стоун улыбнулся, как хитрый бармен.
— Так скажите эти слова.
— Хорошо. Все, что я вам говорила, — информация не для прессы.
Он пожал плечами:
— Как хотите. Вы устанавливаете правила. Но все, что увижу во время обхода, я буду использовать по своему усмотрению.
— Речь шла только о том, что я говорила сейчас. Пока объясняла вам все. Это не для печати.
— Разумеется, — согласился он, и в его голосе не было ни насмешки, ни тревоги.
— Вы ведь писали о моем так называемом столкновении с Хэдли? Кто рассказал вам об этом?
— Репортер скорее сядет в тюрьму, чем выдаст свой источник информации, не так ли?
— Но вы-то уже в тюрьме. — заметила я.
Он рассмеялся.
— Со мной связался адвокат, передал мне письмо от Хэдли.
— Он состряпал хорошую версию, — кивнула я. — Но вам не приходило в голову проверить факты?
Он стоял, горделиво выпрямив спину, и я видела, сколько в нем было нарциссизма, как он пытается казаться крутым парнем и настоящим профи. Ему наплевать на мои переживания.
— У меня был еще один источник.
Какой-нибудь долбаный надзиратель.
— Вы знаете кого-то здесь? — спросила я. — У вас здесь работает брат, или кузен, или приятель по гольфу?
— Я не играю в гольф.
— Вы написали слабый материал. Вы понятия не имели о том, что здесь произошло, а просто сочинили эффектную историю, основываясь на жалобах лживого зэка.
— Поставьте себя на мое место, — парировал он спокойно. — Тюрьма отгорожена от мира толстыми стенами. И я могу узнать о том, что здесь происходит, только если кто-то расскажет мне об этом.
— Но вы поверили в их версию, ведь так?
— Я никому не верю. Если человек сообщает сведения, которыми не должен делиться, значит, у него есть на то причины. И как правило, они прекрасно знают, что произошло на самом деле. Но если ты раскапываешь дерьмо, то скоро и от тебя начинает вонять, как от сточной канавы.
Я вспомнила Мелинду Рейзнер и то, как она оправдывала необходимость работы с информаторами.
— У меня такое ощущение, что вам абсолютно все равно, что я вам покажу и как буду себя вести. Вы в любом случае напишете то, что сочтете нужным.
Он намекнул, что пора заканчивать со вступительной речью и приступать к обходу, а все разногласия уладим позднее. Я только рассмеялась. Это было даже лучше, чем послать его.
Я отвела его в изолятор, где все зэки послушно сидели в своих камерах. Однако наш приход взбудоражил их. Некоторые даже вскочили и приникли лицом к окошечкам на дверях. Меня это насторожило. Кто-то из них крикнул:
— Спроси меня, если хочешь знать, что здесь на самом деле происходит!
У меня сложилось впечатление, что им было известно, кто такой Стоун. Но как они могли это узнать? Вариантов множество: дыры в стенах, телепатические способности, болтливые надзиратели.
— Ты хочешь знать правду? — крикнул другой голос.
В четырех камерах от нас через окошко выплеснулась какая-то жидкость. Я замерла на месте.
— Что-то мне это не нравится. — Я схватила Стоуна за его толстую, крепкую руку и потащила к выходу. Своим поспешным уходом я показала свой страх перед заключенными. Это противоречило нашим правилам, но я не могла поступить иначе, поскольку несла ответственность за безопасность гражданского лица. Я должна была вывести этого красавчика отсюда в целости и сохранности.
Я взяла рацию и попросила открыть дверь, но мне никто не ответил.
«Проклятие». — подумала я.
Между тем крики и улюлюканье стали громче. Я сосчитала до трех и повторила запрос. Послышался щелчок, я толкнула дверь и вытащила Стоуна. Стальная дверь показалась мне особенно тяжелой, прочной и неподатливой.
— Отличное представление, — заявил Стоун таким тоном, словно это я все организовала. — Вы хоть днем их выпускаете?
— Они могут гулять на огороженных решетками площадках в течение часа, но не больше трех человек сразу. Так что мы не такие уж и жестокие. А хотите, покажу место, где мы рассматриваем их дерьмо?
Я отвела Стоуна в комнату для улик и показала специальные перчатки, которые лежали в специальных стеклянных ведерках для сбора кала заключенных.