— Значит, Хармон принимает вас в фонд, обещает стабильно высокие прибыли, а вы за это делитесь секретами контрабанды. Полагаю, за отдельную плату?
— Конечно. Чем наш бизнес хуже других?
— И куда вы отправляли запчасти?
— В Мексику. Там завод, где их производят. Китайцы прилетают на самолетах, а Хармон с завода отгружает им все, что душе угодно.
— И как ваши прибыли? Правда держались как приклеенные?
Бруно кивнул.
— До недавнего времени.
— А потом?
— Хармон сказал, что другие инвесторы заволновались. Несколько человек заподозрили его в том, что он слишком свободно обращается с их средствами. Я, конечно, не знаю точно, как у них там что происходит, но, грубо говоря, он ведь брал чью-то прибыль и отдавал нам.
— А он не уточнил, у кого именно закрались подозрения?
— Пытался не называть имен, но мы ведь, ты знаешь, очень любопытны. А при виде меня люди обычно легко раскрываются.
— Да, ты у нас само очарование, — подтвердил Джастин.
Бруно пожал плечами.
— Хармон признался, что это его отец. И еще одна большая шишка с Уолл-стрит. Тот, кто не жалеет для него денег и тоже тесно связан с Китаем.
— Линкольн Бердон?
Бруно кивнул.
— Да, генеральный в «Рокуорт и Уильямс». Через него в «Восхождение» вступило очень много китайских бизнесменов и люди из правительства. Да и «Рокуорт» держит там немерено бабок. А отдача его как-то не впечатляла в последнее время. И его китайских товарищей тоже.
— Поскольку немалая доля прибылей перетекала к вам?
— Да ладно, китайцы получали, что хотели, — платину и запчасти. Он просто брал маленькую плату за удовольствие и клал в карман.
— Что предложил Эван? — спросил Джастин. — Как он собирался разруливать ситуацию и умасливать отца с Бердоном?
Бруно приподнял бровь.
— Решил слегка приостановить наш договор. Чтобы остальные тоже получили свое. Обещал, что через несколько месяцев все вернет. И даже с процентами. Сказал, что у него есть комбинация, которая даст нам весь китайский рынок целиком, и мы наварим столько, сколько нам и не снилось.
— А вы?
— Нам столько, говорим, снилось, что тебе и не сосчитать. Ничего лично против тебя не имеем, можем еще поболтать про машины, но уговор есть уговор. Что будет завтра, нам не важно, а сегодня подавай наши деньги, как обещал. Те, на кого я работаю, не любят, когда кто-то нарушает слово, объяснил я ему.
— И что?
— Ну, я в финансах не силен. Но в людях разбираюсь. Хармон думал, он может на переговорах уболтать кого угодно. А наткнулся на людей, которые привыкли вести переговоры по-другому.
— Ты себя имеешь в виду?
— Себя. Мой способ еще ни разу не подвел. Но я догадывался, что Хармон все равно подложит нам свинью. А когда… как бы это… кредит доверия исчерпан, мы его повторно не выдаем. Понимаешь, о чем я?
— Да, — заверил Джастин. — Вполне. И что произошло?
— Мы знали, что он по-крупному вложился в платину. Поэтому, прежде чем… скажем так… наладить отношения…
— Ты решил прикончить его. Если не физически, то морально. И взвинтить цены на платину.
Бруно кивнул.
— Примерно так.
Реджи уставилась на него широко распахнутыми глазами.
— Вы потопили судно! Сколько на нем было человек? Пятьдесят? Сто? Больше? И все только чтобы получить свои деньги?
Бруно не смутился.
— Делаю то, за что мне платят. Сказать по правде, если бы все прошло как задумано, никто бы вообще не погиб. Откуда мне было догадаться, что там спрятался этот пацан?
— Хотите сказать, не стали бы топить, если бы догадались?
— Подловили, — согласился Бруно. — Я не из тех, кто церемонится.
Реджи, не в силах усидеть на месте, вскочила и начала ходить туда-сюда по комнате, стараясь не смотреть на великана с банкой пива в руке.
— Подведем итоги, — сказал Джастин. — Ты потопил сухогруз «Гадес», поднял цены на платину, вы получили сколько там надо было прибыли и вывели свой капитал из «Восхождения».
— Вот тут неувязочка вышла, — поправил Бруно. — Мы не выводили деньги.