— Боже мой! — воскликнул Джастин. — Боже… ты… мой.
Реджина благоразумно молчала. Не задавала вопросов, просто ждала.
Джастин тоже молчал. Он не мог ничего сказать, мысли вертелись бешеным калейдоскопом. Обрывки разговоров, отдельные кадры. На него дождем посыпались кусочки головоломки.
И постепенно из них начала складываться картина.
Вот Винс Эллерби говорит об Эване Хармоне: «У таких друзей нет, одни прихлебатели. Найдет парочку хлюпиков, чтобы прыгали перед ним на задних лапках, и с ними ходит… Ему больше нравилось отсиживаться. Прирожденный обманщик… В два счета мог уговорить кого-нибудь из взрослых сделать для него поблажку или посмотреть на что-то сквозь пальцы… Хотелось ему стянуть что-нибудь — тянул, хотелось приврать — врал, не краснея».
Вот они с Реджи выходят после беседы с Дейвом Келли.
«…Звонивший ведь не ограничился намеком, что Келли крутил любовь с Эбби Хармон. Он и про электрошок сообщил».
«Получается, он знал, как именно убили Эвана».
«Хотя на самом деле все равно странно. Как будто…»
«Подстроено».
«Вот именно. Подстроено».
Ежедневник Эллиса Сент-Джона.
«Э. Х./И-Э-Х (См. схему проезда/ад. кн.)»
Реджи спрашивает: «Сент-Джон собирался на выходные к Эвану Хармону?»
На что он отвечает: «Выходит, что так. Но это абсолютная чушь».
Телефонный разговор с Эбби Хармон.
«Откуда тебе известно, что я работаю на ФБР?»
«Не знаю, Джей. Услышала от кого-то… Прости меня, Джей!»
Он пытается понять: «Что она такого натворила? За что просила прощения?»
Ленни Рубин в своем домашнем кабинете.
«Когда-то мы работали с профсоюзами. С маленькими фирмами. Теперь — с Уолл-стрит, инвесторами, лоббистами».
Вот Дейв Келли рассказывает про охранную систему.
«У кого был доступ?»
«У Эвана. С ноутбука, который он брал в поездки».
«А у Эбби?»
Келли кивает.
«Только я сильно сомневаюсь, что она сумела бы воспользоваться. Ее эта бодяга не особо интересовала».
Ванда. Жуткие слова, написанные кровью на теле. Последнее, что она сделала в жизни. Две крайние буквы едва различимы, сил уже не хватало.
Али.
Школьный альбом. Последний год учебы Эвана Хармона в Мелмане. Фотографии одноклассников. Фото одного из них. Который умолчал, что был одноклассником Эвана.
Квентин Кинтель. Нынешний директор Мелмана.
Дом Линкольна Бердона.
Джастин спрашивает: «Что же я проглядел? Что вы, два старых ублюдка, знаете, чего не знаю я?»
«Правду», — отвечает Линкольн Бердон.
И снова место преступления. Спальня Хармона. Джастин наклоняется над телом.
Избитый до неузнаваемости изувеченный мужчина. Повсюду кровь. Лужицы и брызги крови.
Обручальное кольцо… его любимый свитер… туфли.
Вот Джастин стоит перед раскрытым гардеробом в доме Эллиса Сент-Джона. Никак не может поймать ускользающую мысль. Теперь он ее поймал.
Новые, до блеска начищенные туфли. На ногах искалеченной жертвы убийства красовались туфли без единой капли крови.
А вот Бруно подтверждает, сидя на этом самом диване:
«Я и говорю. Убил бы засранца. Но меня опередили».
И снова мертвое тело Ванды. Надпись, сделанная холодеющей рукой. Слово, которое — теперь Джастин точно знал — она не успела закончить.
Ali.
Джастин посмотрел на Реджи Боккенхойзер. По-прежнему не произнося ни слова, набрал номер Саутгемптонской больницы, попросил санитара морга. Назвал себя, сообщил, что ему срочно нужна информация из регистрационного журнала. Санитар попросил подождать, потом трубку взял кто-то еще и спросил, какая именно запись нужна Джастину.
— Эван Хармон. Посмотрите его размер обуви.
— И все? — удивились на том конце. — Из-за этого аврал?
Джастин не удостоил его ответом.
— Девять с половиной, — ответили в трубке.
Джастин по-прежнему не сказал Реджине ни слова. Набрал еще один номер, на этот раз полиции Риверхеда. Переговоры отняли больше времени, но в конце концов его соединили с нужным отделом, и он изложил дежурному свою не терпящую отлагательств просьбу. На несколько минут дежурный удалился. Джастин ждал у телефона. Вернувшись, дежурный сказал:
— Слышал я, что вы ненормальный, теперь сам вижу. Десятый с половиной у вашего трупа.
Джастин сказал спасибо и отключился. Потом посмотрел на Реджину Боккенхойзер.
— Вот теперь все сходится. Все, что раньше не вписывалось, теперь ложится идеально.
Он схватил бумагу и ручку. И написал последнее слово в сообщении Ванды.