– Ешь, ешь. Уже остыл, – подбадривал он подругу как раз тогда, когда Кристина и Роман зашли в столовую.
Лера повернула голову в его сторону, посмотрела слепыми глазами мимо него, улыбнулась и мужественно зачерпнула ложкой суп. Денис, кажется, перестал дышать, а Матвей еле сдерживался, чтобы не засмеяться, глядя на то, как скривилось лицо Исуповой, когда она сняла пробу.
– Бе-е, – прокомментировала она, но быстро совладала с собой. – Терпимо. Есть можно!
– Ну, так вперед! – не стал препятствовать Покровский. Денис великодушно протянул матери корочку от пирога, которой она тут же закусила.
– Невкусно, – вынес приговор мальчик.
– Жуткая гадость! – всхлипнула его мать, отложив ложку. – Я никогда не научусь готовить!
– Ничего. Нас тетя Кристина кормить будет, – поддержал сын Леру, и та еле заметно улыбнулась.
– А когда Кристины не станет, мы все умрем с голода, – не смог промолчать Матвей, смеясь над девушкой и не замечая, как в комнату заходит Жильцова.
– Интересно, куда это я денусь? – строго поинтересовалась она, подходя к Денису и хлопая его по рукам, которые он вновь протянул к тарелке с пирогами, намереваясь обглодать тесто на следующем куске. – Ты руки мыл?
– Они не грязные, – заявил маленький Исупов, продемонстрировав женщине жирные руки, под ногтями которых с легкостью можно было разглядеть грязь.
– А ну-ка, марш в ванную! – возмутилась Жильцова, за предплечье, стаскивая мальчика со стула. Она забрала тарелку у его матери и вручила ей сына. – Почему не проследила, чтобы он руки вымыл?
– Он мыл! Мы вместе мыли!
– Не заметно. И ногти пора подстричь, – строго сказала женщина, подталкивая Леру к выходу.
– Пришла тетя Кристина, и настал нам всем конец, – прокомментировал Матвей, глядя вслед уходящим. Денис за руку вел мать вперед, а та осторожно ступала, хотя неплохо ориентировалась в этом доме и без зрения.
– А ты руки мыл? – перевела на Покровского взгляд женщина. Матвей, в это время поедающий пирог и качающийся на ножках стула, подавился и поднял на нее растерянный взгляд.
– Ты меня ни с кем не перепутала? Мне скоро двадцать шесть!
– И что? Руки мыл?
– Да я ими даже ничего не делал! Я же в сторонке стоял!
– Быстро в ванную!
Покровский, закатив глаза, чтобы показать, как он относится к подобному предложению, отложил пирог на тарелку и тоже поднялся следом за подругой.
– И пришел конец немытым рукам, – усмехнулся Роман, когда Матвей проходил мимо него. Тот беззвучно сказал «ха-ха» и вышел, а Смирнов перевел взгляд на Кристину. – Мне тоже с ними?
– Сразу видны опыт и знания, – похвалила его женщина, с тарелкой в руках проходя мимо.
– Вот доживут они до моих лет…
– …до твоих седин, – рассмеялась Жильцова, заходя на кухню.
Там Ирина и Инна, склонившись на микроволновой печью, спорили, разогрелись котлеты или нет, из ванной доносился смех Дениса, которого Матвей поднял над головой и предлагал его матери искупать ребенка полностью. Лера пыталась, насколько это возможно, строго приказать Покровскому опустить мальчика, а тот делал вид, что не слышит, получая ценные указания от Ромы о том, что мытье лучше начинать именно с ушей, а не с какой бы то ни было иной части тела. Вскоре к Лере присоединилась Наташа, и женщины уже вдвоем просили Покровского опустить мальчика вниз, чтобы тот помыл руки и шел в столовую.
Для Кристины этот шум был как музыка, потому что он означал, что все хорошо, что жизнь продолжается, течет своим чередом и не собирается заканчиваться, а после посещения кладбища эти звуки тем более показались ей мелодичными и дорогими. И даже когда Лера завизжала, потому что Денис, которому Покровский дал в руки душ, окатил мать холодной водой, Кристина тяжело вздохнула и пошла разбираться, в чем дело, в душе улыбаясь, наслаждаясь криками людей, которые были для нее дороже всего.
Когда она прибыла на место действия, там уже обнаружилась большая часть семьи. В небольшом помещении стояли Матвей, держащий Дениса за рубашку над головой, смеющийся Кирилл, удерживающий злую жену вдали от друга, мокрая Лера, извергающая проклятья. Младший Исупов держал над готовой душ, из которого на пол тоненькой струйкой стекала вода, и, повизгивая, смеялся. Всю эту картину дополняли стоящие в дверях Наташа и Рома, пытающиеся вставить хоть слово в разворачивающийся скандал.