– Нет. Посмотри на дату. 2015 год. Когда я вчера рылся в его документах, то не встретил ни одного рисунка или фотографии с 2011 по 2016, словно он пять лет не рисовал и не фотографировал ничего.
Леру данные сведения не особо впечатлили.
– Видимо, все осталось здесь, когда город был закрыт, – пожала она плечами. – Кстати, об этом: как мы отсюда будем выбираться? Мне здесь совсем неохота оставаться. Если вы не заметили, людей здесь нет. Может, все уже давно мертвы?
– Что-то не похоже, – заметил Кирилл, проводя по комоду пальцем и показывая его жене. – Чисто, ни пылинки нет.
– Что говорит Марелла? – поинтересовалась Лера. Кирилл тут же коснулся наушника, вставленного в ухо, и вызвал Защитницу. Та отозвалась немедленно, но сказать ей, как и прежде, было нечего: им тоже не повезло, и они еще не встретили никого. После этого Кирилл по настоянию жены связался с Митей и передал ему все сведения относительно того, что происходит с ними.
Пока Исуповы разговаривали со своими коллегами, Матвей продолжал изучать картину. Ему казалось, будто эта девушка принадлежит к семье Покровских, хотя он никогда не видел ее раньше. Однако никаких опознавательных знаков, кроме семейных черт и символа воздуха, найти не смог. До тех пор, пока не догадался снять портрет со стены и изучить его обратную сторону, где почерком Димы размашисто было выведено: «С девятнадцатилетием, сестренка!»
– Не может быть… Он же сказал… – бормотал Матвей, изучая надпись на обратной стороне портрета, а затем лицо взрослой девушки, которой явно было больше, чем восемь лет. – Это Милана?
– Что? – переспросила стоявшая к нему ближе, чем Кирилл, Лера.
– «С девятнадцатилетием, сестренка». – Матвей показал девушке надпись, которой та заинтересовалась не меньше друга, а затем подпись Димы.
– Разве у твоего отца была сестра? – удивилась Лера.
– Э-э-э, я это тоже забыл тебе рассказать, – как бы невзначай заметил Кирилл позади жены, за что был удостоен гневного взгляда.
– Да. Была. Мы это с Кириллом вчера выяснили, вот только мы думали, что она умерла в восемь лет. И это сегодня утром подтвердил Рома, сказав, что ее сбила машина, – Матвей вкратце поведал историю, которую услышал сегодня утром. – Вот только тут ей девятнадцать, а никак не восемь.
– Может, твой отец был не совсем в своем уме и переживал из-за ее смерти так сильно, что рисовал ее уже взрослой? – предположила Лера. Матвей нахмурился, вспомнив странный альбом, где одно и то же лицо было намеренно изуродовано художником, а в некоторых случаях безжалостно зачеркнуто. Этот альбом вряд ли дело рук человека в своем уме. Однако портрет… он не был похож на творение сумасшедшего.
– Матвей, Марелла на связи. Тебе стоит это услышать, – окликнул Покровского Исупов, отвлекая его от мыслей.
Матвей нажал на наушник и тут же услышал голос Ярика, звук едущей машины и громкий механический голос: «…мира. Избегать встречи! Внимание! Это не учебная тревога! Код три! С города снята защита. Всем жителям без паники укрыться в бункерах. В городе Защитники из первого мира. Избегать встречи! Внимание!»
– Марелла? – окликнул Матвей коллегу.
– Да. Ты это слышал? Чем дальше въезжаем вглубь города, тем голос все громче. Похоже, за несколько минут до нашего прибытия в городе была объявлена тревога, и все жители где-то укрылись. Почему-то нас боятся… или нет… но не хотят с нами встречи точно. На дорогах брошены машины, вещи. Кажется, жильцы скрывались в спешке.
– Вы кого-нибудь встретили?
– Нет. Мы думаем оставить машину и пройтись по домам…
– Нет. Не покидайте машину. Проверьте еще несколько улиц, заснимите все вокруг и направляйтесь к нам. Через полчаса покидаем город.
– Если получится, – добавила пессимистично настроенная Лера.
– Осмотримся пока здесь, – обратился Матвей к друзьям и, не теряя времени, вошел в ближайшее помещение, которым оказалась светлая кухня.
Около раковины стояла гора немытой посуды, а на столе – чашка с чаем и недоеденный бутерброд. Кружка оказалась еще теплой, что подтвердило предположение о том, что люди здесь были всего пару минут назад, а теперь скрылись в неизвестном направлении. Чайник был также еще теплым, в кастрюле Матвей нашел остывший, но свежий суп. На холодильнике висел график уборки, о чем гласил заголовок. Если верить ему, сегодня очередь следить за хозяйством была «Н.П.». Что обозначало это сокращение, Матвей не знал, возможно, это были инициалы. На дверцу холодильника было прикреплено также несколько записок, фотографий пейзажей и зарисовок. Сначала Матвей было решил, что эти наброски вновь принадлежат Диме, но затем заметил иную подпись, хоть и сделанную в том же стиле, что и «Д.А.П.» его отца. «Н.П.» – гласила она, отчего Покровский решил, что данное творчество принадлежит тому, кто дежурит по кухне сегодня, и, судя по грязной посуде, хозяином он или она был отвратительным. Под зарисовками также стояли даты, что только убедило Матвея в том, что это наброски не его отца: они все были сделаны в течение этого месяца.