Однако Макс все равно сбрасывает его со спины и поднимается на лапы, отчего цепь звенит еще громче. Он пытается зубами зацепить мокрый носок и стянуть его с детских ног, но Матвей сопротивляется и больно пяткой ударяет волка в морду. В конце концов им удается договориться, и Матвей сам стягивает с себя носки, снова забирается на спину волка, зарывая ноги в теплую шерсть, и практически сразу начинает дремать, несмотря на все усиливающийся голод.
После разлуки с родителями его посадили в обычную комнату со столом и стулом, куда Матвей тут же забрался. В комнату ввели и Макса, который, видя, что мальчик до сих пор без браслетов, тут же забрался под стол. Матвей не возражал. Они недолго сидели одни. Вскоре в комнату вошли много мужчин и одна женщина. Матвей, не понимая, что происходит, но зная, что его желания исполняются быстро, потребовал, чтобы его отвели к папе и маме. Однако в этот раз его проигнорировали, рассматривая со всех сторон. Когда же вперед вышел высокий черноволосый мужчина, одежда которого отличалась от остальных золотой вышивкой, Макс вылез из-под стола и встал перед Матвеем, зарычав.
Волка тут же вывели из комнаты, но его реакция заставила испугаться мальчика, который видел Макса рычащим очень редко. Он тут же начал отступать. Мужчина в золоте, наоборот, приближался к нему, что-то спрашивал. Когда же он поднял в сторону Матвея руку и начал медленно сжимать пальцы, мальчик закричал, почувствовав приступ боли и непроизвольно сжал кулаки. Боль прекратилась, и послышался удар. Мужчина теперь стоял к нему спиной, глядя на лежащее позади тело. Женщина, которая стояла ближе к выходу, испуганно вздохнула и тут же выскочила из комнаты. Матвей, пытаясь подавить рыдания, на четвереньках направился к выходу, пока мужчина оставался неподвижным.
Его снова, как щенка, за футболку подняли над полом и кинули вглубь комнаты. Мужчины вышли, а Макса, наоборот, завели обратно. Матвей прижался к нервному волку, который каждый раз вздрагивал, когда мальчик сжимал руки в кулаки на его шерсти.
Вскоре их перевели в эту комнату. Волка приковали к стене, а мальчику на запястья надели браслеты, и совсем не те, которые были у него дома, а грубые, тугие, железные. Первое время Матвей плакал, но потом затих, уснув.
Он то просыпался, то засыпал. После того как снял носки, ноги быстрее согрелись, и он уже чувствовал пальцы. И теперь его занимал голод. В животе бурлило. Невыносимо хотелось пить.
Вновь проснулся он в полной темноте, из-за чего сильно испугался, когда понял, что лишен и того небольшого лучика света, на который смотрел, засыпая. Мальчик снова заплакал, разбудив волка. Он попеременно звал то мать, то отца, никак не успокаиваясь. Ему казалось, что он ослеп. До момента, когда в маленькое окошко пробрался едва заметный лучик света. Матвей смотрел на этот свет, боясь даже моргать, чтобы снова не оказаться в кромешной тьме. От напряжения он быстро устал, глаза начали слипаться, но мальчик каждый раз одергивал себя и тянулся даже не к свету, а к еле заметному свечению.
Уснул он только под утро.
– Я кушать хочу, – проснулся он снова и тут же пожаловался на ухо Максу. Тот вновь уткнулся холодным носом в щеку мальчика, выражая свою поддержку.
В этот день Матвей решился встать и подойти к железной двери. Носки за это время не высохли, потому что в камере было сыро, но Матвей все равно натянул их на ноги и прошлепал к двери. Макс следовал за ним, пока короткая цепь не натянулась. Сначала Матвей нерешительно постучался, а потом уже увереннее начал бить маленькими кулачками. Никакого отклика не последовало, и ребенком вновь завладела истерика, он бился, кричал, звал родителей. Макс, нервничая, у него за спиной бегал из стороны в сторону, жалобно подвывая.
И снова забытье. На этот раз Матвей проснулся не только от жажды и голода, но еще и от холода. Он на корточках дополз до лежащего недалеко Макса, стянул носки и вновь залез на спину волка.
– Папа, мама, папа, мама, папа, папа, папа, папа, спаси меня, – повторял он, пока снова не заснул.