- Как вам удается сводить концы с концами? - резко спросил Кромптон.
- Я получаю деньги, оказывая услуги, - улыбаясь, ответил Лумис.
- Попросту говоря, вы вымогатель и паразит, - сказал Кромптон. - Вы наслаждаетесь за счет богачей, которые толпами стекаются в Элдерберг.
- Вам, брат мой трудяга и пуританин, все это представляется именно в таком свете, - сказал Лумис, закуривая сигарету цвета слоновой кости. - Но я смотрю на вещи иначе. Подумайте сами. Сегодня все делается во имя бедных, будто непредусмотрительность - это какая-то особая добродетель! Но ведь и у богатых есть свои нужды! Их нужды совсем не похожи на нужды бедняков, но от этого они не менее настоятельны. Бедняки требуют еды, крова, медицинского обслуживания. Правительство превосходно справляется с этим. А как же нужды богачей? Людей смешит сама мысль о том, что у богатого могут быть свои проблемы. Но разве оттого, что у человека есть кредит, он не может испытывать затруднений? Может. Более того, с ростом богатства возрастают и потребности, а это, в свою очередь, ведет к тому, что богатый человек часто оказывается в более бедственном положении, чем его бедный брат.
- В таком случае, почему бы ему не отказаться от богатства? - спросил Кромптон.
- А почему бедняк не отказывается от своей нищеты? парировал Лумис. - Нет, этого нельзя делать, мы должны принимать жизнь такой, как она есть. Тяжко бремя богатых, но они должны нести его и обращаться за помощью к тем, кто может им ее оказать.
Богатым нужно сочувствие, и я им чрезвычайно сочувствую. Богатым нужно общество людей, способных наслаждаться роскошью; у богатых есть потребность учить, как ею наслаждаться; и, мне кажется, немного найдется таких, которые ценят роскошь, наслаждаются роскошью так, как я! А их женщины, Кромптон! У них ведь тоже есть свои нужды настоятельные, срочные, а мужья часто не могут удовлетворить их в силу своей занятости. Эти женщины не могут довериться первому встречному, какому-нибудь простофиле. Они нервозны, хорошо воспитаны, подозрительны и легко поддаются внушению. Им нужны нюансы, утонченность. Им нужно внимание мужчины с высоким полетом фантазии и в то же время чрезвычайно благоразумного. В этом скучном мире редко встретишь такого мужчину. А мне посчастливилось: у меня талант именно в таких делах. Вот я его и применяю. И, конечно, как всякий трудящийся человек, имею право на вознаграждение.
Лумис с улыбкой откинулся в кресле. Кромптон смотрел на него, испытывая что-то похожее на страх. Ему трудно поверить, что этот растленный, самодовольный альфонс, это существо с моралью кобеля было частью его самого. Но оно все же было его частью, и частью, необходимой для Реинтеграции.
- Так вот, - сказал Кромптон, - ваши взгляды меня не касаются. Я представляю собой основную личность Кромптона и нахожусь в подлинном теле Кромптона. Я прибыл сюда для Реинтеграции.
- Мне это ни к чему, - сказал Лумис.
- То есть вы хотите сказать, что не согласны?
- Абсолютно верно.
- Вы, по-видимому, не понимаете, что вы неукомплектованный, недоделанный экземпляр. У вас должно быть то же стремление к самоосуществлению, которое постоянно испытываю я. А это возможно только путем Реинтеграции.
- Безусловно, - сказал Лумис.
- Значит...
- Ничего это не значит, - сказал Лумис. - Я очень хотел бы укомплектоваться. Но еще больше мне хочется продолжать жить так, как я жил до сих пор, то есть самым удовлетворительным, самым замечательным образом. Знаете, роскошь позволяет мириться со многим...
- А вы не забыли, - сказал Кромптон, - что вы пребываете в Дюрьеровом Теле, а срок его существования всего сорок лет? Без Реинтеграции вам осталось жить только пять лет. Поймите, максимум пять. Бывает, что Дюрьеровы Тела ломаются и раньше срока.
- Да, верно, - сказал, слегка нахмурившись, Лумис.
- В Реинтеграции нет ничего плохого, - продолжал Кромптон самым, как ему казалось, убедительным тоном. - Ваша страсть к наслаждениям не пропадет, просто она станет несколько умереннее.
Лумис как будто задумался всерьез, попыхивая своей бледно-кремовой сигаретой. Потом взглянул Кромптону в лицо и произнес:
- Нет!
- Но ваше будущее?..
- Я просто не тот человек, который беспокоится о будущем, - с самодовольной улыбкой возразил Лумис. - Мне бы прожить сегодняшний день, да так, чтобы чертям тошно стало. Пять лет... Кто знает, что еще случится за эти пять лет! Пять лет - ведь это целая вечность! Может, что-нибудь и изменится.
Кромптон подавил в себе сильное желание вколотить в этого Лумиса хоть немного здравого смысла. Конечно, сластолюбец всегда живет только сегодняшним днем, не предаваясь мыслям о далеком и неопределенном будущем. Для Лумиса, поглощенного сегодняшним днем, пять лет - срок почти немыслимый. Ему, Кромптону, следовало бы знать это.
По возможности спокойным голосом Кромптон сказал:
- Ничего не изменится. Через пять лет - коротких пять лет - вы умрете.
Лумис пожал плечами.
- Я следую правилу - никогда не загадывать дальше четверга. Вот что я тебе скажу, старик, приезжай через три или четыре года, тогда поговорим.
- Но это невозможно, - объяснил ему Кромптон. - Вы тогда будете на Марсе, я - на Земле, а наш третий компонент - на Венере. Нам уж ни за что не встретиться в нужный момент. А кроме того, вы даже не вспомните.
- Посмотрим, посмотрим, - сказал Лумис, поглядывая на свои часы. - А теперь, если ты не возражаешь, я жду гостя, который, наверное, предпочтет...
Кромптон встал.
- Если вы передумаете, я остановился в мотеле "Голубая Луна". И пробуду здесь еще день или два.
- Желаю приятно провести время, - сказал Лумис. - Не забудь посмотреть Пещеры Ксанаду - сказочное зрелище!
Совсем потеряв дар речи, Кромптон покинул роскошный номер Лумиса и вернулся в свой мотель.
В этот вечер, ужиная в буфете, Кромптон отведал Марсианских ростков и Красного Солодина. В киоске он купил книжечку акростихов. Вернувшись домой, он разгадал три кроссворда и лег спать.
На следующий день Кромптон попытался разработать план дальнейших действий. Убедить Лумиса он уже не надеялся. Ехать ли ему на Венеру разыскивать Дэна Стэка, третью утраченную часть своей личности? Нет, это более чем бесполезно. Даже если Стэк захочет реинтегрировать, им все равно будет недоставать их исконной трети - Лумиса, важнейшего источника наслаждений. Две трети будут еще более страстно желать укомплектования, чем одна треть, и будут еще больше страдать от ощущения своей неполноценности. А Лумиса, видно, не убедить.