— Он должен был находиться совсем близко от нас, когда я читал заклинание, — сказал Витариус. — Граница не была нарушена.
Конана эти подробности не интересовали.
— Что с ним произошло?
Он покосился на жирное пятно, которое раньше было Дивулом.
— Поскольку я принадлежу к Белым, я не мог использовать против Дивула его имя. Демон знал это. Но плоть от его плоти, как выяснилось, — куда более мощное оружие.
Кинна спросила:
— Откуда вы знали, что случится? Витариус покачал головой.
— Я ничего не знал. Белый Круг не учит подобным вещам. Но кое-какие слухи до меня доходили. Когда живешь так долго, то рано или поздно, так или иначе узнаешь что-нибудь эдакое. Много лет назад я наткнулся на древний пергамент, страницу из огромного труда. Одна мудрая душа сожгла его почти без остатка. На этой странице было написано, что плоть, отрубленная от тела демона, вновь воссоединится с прежним своим владельцем, если коснется его. Если бы Конан приложил мертвую руку к обрубку, демон излечился бы от своего уродства. Но, кажется, плоть демона не слишком разборчива — рука приросла к первому же месту, которого коснулась.
Кинну передернуло.
— Вы хотите сказать, что рука пустила корни… в лицо этой твари?
— Кажется, так. Поскольку глаза — вопиюще неподходящее место для руки, то она попросту убила демона.
— По заслугам, — сказал Конан. — Я буду спать спокойнее, зная, что этот выродок из преисподней не наступает мне на пятки.
На обочине коринфийской дороги спал Логанаро, посредник. Спал он беспокойно. Ночной холод пробирал его до костей, несмотря на то, что посредник накопил солидный жирок. У него не было ни одеяла, ни припасов. Все это он в страшной спешке бросил в Морнстадиносе. Ему удалось перегрызть веревки на руках. Но кроме той одежды, что была на нем, он не имел больше ничего.
Толстяка разбудило что-то невидимое глазу. Он проснулся и стал напряженно вглядываться в темноту. До его слуха доносился лишь далекий крик ночной птицы, которая звала подругу. Ночные шорохи, больше ничего. Морнстадинос (и страшный сенатор) далеко, он может не бояться. Здесь он в безопасности.
Он немного успокоился. Конечно, он привык путешествовать в более комфортабельных условиях, но ему недолго быть беглецом. Во многих городах Коринфии у него большие связи. И даже в некоторых маленьких королевствах, расположенных к югу отсюда. Кого-нибудь из своих знакомых он вмиг уговорит снабдить его лошадью. А после этого он уже сможет податься в одно из многих укромных мест, где у него припрятаны сокровища.
Разумеется, Морнстадинос — Алмаз Коринфии, но это же не единственный город на свете. Может быть, он отправится в Немедию или в Офир, а может быть, даже в Коф. Во всех этих краях у него прочные и солидные связи.
Свое поспешное обещание жить честно и даже уйти в послушники в храм Логанаро вспоминал с усмешкой. Экая глупость! Все призывают богов в минуту большой нужды. Если боги кому-нибудь и помогают, то это их дело, не его. Он уже давал дюжину подобных обетов и тут же нарушал их. Боги, как правило, не проявляли интереса к клятвопреступлениям. Логанаро имел обширный опыт по этой части. Человек делает то, что считает нужным делать в определенной ситуации. А положение меняется быстро, как ветер. Важно только одно: он жив и может снова приступить к своим делам. В преисподнюю богов!
Медленно исчезала на лице Логанаро улыбка, когда он снова заснул, убаюканный криками далекой птицы.
По дороге, освещенной звездами, бежало золотистое существо. Близился рассвет. Пантера дышала устало. Кроме того, она была голодна. С тех пор, как она покинула город, она бежала без передышки. Она поймала только кролика и одного крота. Это не еда даже для дикой кошки и тем более для такого огромного зверя, как пантера. Хищника окрыляла месть, но месть не насыщает, как мясо и свежая кровь.
Словно благосклонные божества услыхали на небесах пантеру. Внезапно в чуткий нос зверя ударил запах свежего мяса. Здесь, прямо перед ней, возле этого дерева? Кошка пошла медленнее и, наконец поползла к своей добыче на брюхе.
Мясо спало. Хорошо! Это упрощает дело. Теперь можно беспрепятственно добраться до глотки и впиться в нее. А если человек окажет сопротивление, то разорвать ему когтями живот и вытащить кишки.
Тихо, как призрак, подкрадывалась страшная кошка. Но несмотря на это, мясо вдруг испугалось. Может быть, интуитивно оно ощутило свой близкий конец. Человек распахнул глаза и попытался вскочить на ноги. Потом вскричал:
— Нет! Только не это! Простите меня, о боги, я выполню обет! Я сделаю все, в чем поклялся! Клянусь!
Хищный зверь, который прежде был человеком, оскалился, показывая длинные клыки. Вот и славно! Именно жирный предатель и послужит ему завтраком! Необычайно все это ко времени, думала пантера, изготовившись к прыжку.
Птица, зовущая в ночи свою подругу, вдруг замолчала. Воцарилась глубокая тишь.
…Если не считать звуков, которые доносились с обочины, где пантера торопливо заглатывала свою жертву.
Когда деревья Блоддолькова Леса остались позади, Конан почувствовал себя намного лучше. Перед ним простиралась большая равнина. Кое-где поднимались холмы и скальные обнажения. Здесь ему нравилось. Здесь человек может заметить опасность еще издалека и подготовиться встретить ее достойно и заблаговременно. И никто не сможет следить за ним, притаившись в двух шагах за деревьями и кустами, от которых отвернулись боги.
Витариус и Элдия ехали бок о бок и негромко переговаривались. Лошадь Кинны следовала за ними, При случае молодая женщина оборачивалась через плечо и улыбалась Конану. Женщина такой редкой красоты и такого страстного темперамента, — нет, Конану не на что жаловаться. Напряжение, мучившее Конана с первой же минуты его встречи с ведьмой, исчезло. Улыбаясь себе под нос, он толкнул лошадь, желая подъехать ближе.
— Эй, Витариус! — крикнул Конан. — Может быть, теперь, когда проклятый лес остался позади, нам сделать привал и позавтракать как следует?
— Считайте, что нам очень посчастливилось проехать лес так беспрепятственно, — сказал Витариус.
— Посчастливилось? Беспрепятственно? Дерево, явно страдающее какими-то извращениями, чуть не сожрало нас, а красный демон едва не прикончил!
— Это сущие пустяки по сравнению с тем, что выпадало другим. По меньшей мере, мы остались живы и можем рассказать о пережитом, Конан кивнул — здесь старик прав.
Четверо путников остановили лошадей и вытащили солонину и сушеные фрукты, намереваясь закусить. Во время завтрака Конан поделился с Витариусом своими соображениями насчет того, насколько эта местность милее ему, чем коварный лес.
Витариус задумчиво жевал какие-то коричневые слипшиеся в комок плоды.
— Да, в обычной ситуации я бы с вами согласился. Но эта равнина называется Додлигия. Она далеко не так проста, как выглядит теперь. Полдня пути — и мы будем в пределах видимости из замка Слотт. А до него еще один день ехать. На этой равнине тоже встречаются препятствия. Я подозреваю, что мы не сталкивались с часовыми только потому, что едем к самому Совартусу, иначе мы имели бы с ними дело еще на коринфийской дороге. Он просто не ожидает, что муха сама полетит прямо в его паутину. Старик еще раз откусил от своего фрукта.
— Но можете быть уверены, что Совартус не оставит свой замок без охраны, даже если он и не ждет нас. Он наделал себе немало врагов. Слишком многих он с удовольствием бы увидел болтающимися на виселице. А если бы все, кто охотно плюнул на его труп, выстроились друг за другом, то процессия ушла бы далеко за горизонт.
— Я стояла бы первой, — сказала Элдия, чересчур сурово для маленькой девочки.
— А я опередил бы тебя, чтобы успеть забрать причитающуюся мне лошадь прежде, чем остальные разграбят замок! — Конан засмеялся.
Витариус нахмурил лоб.
— Поберегите вашу веселость до тех времен, когда мы завершим нашу миссию. Если я не ошибаюсь, у Совартуса всегда было плохо с чувством юмора. Кроме того, нам нужно помнить, что у земли здесь тоже есть уши и что скоро нас увидят из замка.
Конан приложил ладони ко рту, сложив их рупором.
— Эй вы, в замке! Чтоб лошадь была готова к моему прибытию! — крикнул он.
Потом, смеясь, повернулся к своим друзьям. В его глазах вспыхнул синий огонь.