– Нечестно, – пробормотал он и был удостоен очередного стона Волынской. Такое положение Белянина беспокоило еще некоторое время, когда все снова успели задремать, но в конце концов он не выдержал и поднялся с пола в поисках более удобного места. Диван был полностью занят, и Лена с Димой то и дело начинали толкаться. Как и кровати Джен, Лисы и Феры, хозяйки которых если не вертелись из стороны в сторону, то раскинулись по всему матрасу. А вот Лана спала около стены на небольшом пространстве, а большая часть кровати понапрасну пропадала. Именно поэтому следующее пробуждение нарушил Покровский.
– И это при живом-то мне! – заметил он, проходя в ванную мимо обнимающейся пары.
– Да замолчи! – взвыла молчавшая до этого Лана и запустила в брата единственной подушкой. Тот неодобрительно поцокал языком и скрылся за дверью.
В это время гостиная медленно начала оживать из-за того, что утреннее выяснение отношений не прошло даром и уснуть так никто и не смог, да еще и Лиана ходила по комнате, ища среди сваленных в кучу вещей свою сумку.
– Эй, ты живой? – поинтересовался Легков у Муранова, когда Лиана попыталась выяснить, куда делась ее сумка, у проснувшейся хмурой подруги.
– Я ее съела и даже не подавилась.
Никита так и не пошевелился, поэтому Роме пришлось потрепать его за плечо.
– Что? – тут же спросил тот, приподнимаясь с пола на локтях.
– Подъем, – зевнул Легков, наблюдая за тем, как Лиана, единственная выспавшаяся, умывшаяся, одетая и даже накрашенная, бродит по комнате.
Остальной день прошел в такой же дружеской, тесной и нервной обстановке. Никиту и Феру вновь отправили в госпиталь, где еще оставались ученики с небольшими ранениями и ушибами, парни направились красить, белить и клеить, а девушки – мыть, чистить и шоркать.
– Целитель, помогите, пожалуйста. Живот болит, – с придыханием обратилась рыжая девушка к Никите в конце дня, когда тот отходил от раковины, по пути вытирая руки белоснежным полотенцем, которое ему передала Аквилева. Уставший Муранов недовольно посмотрел на ученицу, бесстыже задравшую кофту. Фера, в это время ополаскивающая руки, от удивления раскрыла рот, глядя на это представление.
– И где же у тебя болит? – усмехнулся Никита, тем временем разглядывая подтянутый живот.
– Вот здесь болит. – Девушка указала на верх живота и снова растянула губы в улыбке.
– Никаких внешних повреждений нет. Иди к докторам, пусть посмотрят. Если таблеток и уколов не хватит, они его сами вызовут, – вмешалась Фера, выключая кран и отбирая полотенце у довольного Муранова. – А ты, если не хочешь опоздать на ужин, пошли в комнату… А то Покровский все съест, – пояснила она на его вопросительно вскинутые брови.
Вытирая руки, Фера развернулась и направилась к выходу из кабинета, который выделили Муранову в больнице училища.
– Прости, детка, моя половинка изволит гневаться, – услышала Аквилева насмешливый голос Муранова и споткнулась на пороге, когда он добавил: – Ревнует.
В жилой корпус они возвращались по отдельности, потому что злая Фера не захотела ждать его, а выбившийся из сил Муранов шел еле-еле, с трудом переставляя ноги от усталости.
***
Роме так и не удалось выспаться за эту ночь. Каждый раз, когда он прикрывал глаза, перед ним словно наяву возникала тонущая Лиса, в глазах которой читался панический ужас. День также не задался. По училищу бродили уставшие, измотанные, хмурые ученики. По главному корпусу, где Трезубец помогал реставрировать круглый зал стихий, то и дело бегали обеспокоенные учителя, встречая и провожая сначала гостей с третьей ступени, а потом и заплаканных и бледных родителей погибших учеников.
Даже обычно жизнерадостный Дима не мог поднять друзьям настроение. Покровский пытался шутить и разбавлять траурную атмосферу, царящую вокруг, но замолчал и еще долго потом не подавал признаков веселья, когда в середине дня вереницей через круглый зал стихий пронесли гробы, которые сопровождали родители, друзья и родственники погибших.
– Марина, – заметил Белянин среди этих людей знакомую худую фигурку журналистки училища. – Что она там делает?
– Даша погибла, – объяснил Егор, который входил в команду по полетам основного отделения. – Ее подруга. Кажется, захлебнулась…