Именно людьми с психическими расстройствами считал Никита Защитников. С самого начала ему не понравилась девушка, звавшая его в другой мир, так что же говорить о целом мире людей, наделенных сверхъестественными способностями, среди которых очень трудно чувствовать себя нормальным? И этих людей Фера любила намного сильнее своих школьных друзей. Они стали ее новой семьей, с которой Никите было труднее примириться. И вот он снова столкнулся с ними и с их проблемами. И это выводило его из себя.
В конце концов, он половинка Феры! Он не видел ее двадцать семь лет! А ему вместо внимания и уединения досталась роль подушки, которую можно обливать слезами, а вот замечать совершенно не обязательно. Именно поэтому весь опыт Никиты ненавидеть окружающих людей пригодился ему в эту ночь.
Он ненавидел Стихий. Ненавидел Трезубец. Ненавидел училище. Ненавидел этот дом. Ненавидел этот мир.
Однако годы в третьем мире подарили ему не только умение ненавидеть, но еще и терпеть, сдерживать гнев и выжидать. Именно этим он и занимался целый час, позволяя Фере и Стихиям услышать суть происходящего, но не прорыдать до самого утра.
Когда он сказал, что на сегодня хватит, Кристина поддержала его, и сколько бы Лиса ни молила рассказывать дальше, Жильцова не проронила больше ни слова. Кристина и Леся разошлись по своим комнатам, а Никите удалось увести Феру к себе на первый этаж, где он жил последние дни.
Он пытался ее целовать и обнимать, успокаивать и уговаривать, но она только отталкивала его и просила оставить одну. Она плакала и дрожала всем телом, всхлипывая и размазывая слезы по щекам. И сколько бы Никита ни уговаривал ее, что все это ерунда и давно прошло, она не успокаивалась.
Тогда он попробовал переключить ее внимание на себя, говоря о том, как скучал и что даже не мог подумать, что снова увидит ее, дотронется, поцелует. Но девушка оставалась все такой же расстроенной.
– Это странно. Я видела тебя позавчера, и ты меня даже в оперу не сводил, – упрекнула она и снова расплакалась.
«Что? В какую оперу?» – вот что было в ту минуту написано на лице Никиты, что также не прибавило Фере настроения.
Поэтому Муранову вновь пришлось применить стратегию выжидания и терпения, раз уж успокаивать у него не получалось. И все сработало. Не прошло и получаса с тех пор, как он замолчал, и Фера уснула, вымотанная собственной истерикой.
Он же не сомкнул глаз до самого утра, размышляя, как сделать так, чтобы Фера забыла про своих подруг и послушалась его. А когда начало светать, принялся собирать немногочисленные вещи, которые взял с собой из третьего мира.
– Никита, – позвала его Фера в семь утра. К этому времени он уже был готов покинуть гостеприимный дом и сидел на кресле напротив кровати, дожидаясь пробуждения девушки.
– Проснулась, – с облегчением посмотрел Муранов на Аквилеву. Выглядела она измученной, расстроенной и усталой. – Переоденься и пойдем.
Муранов кивнул девушке на одежду, которую вчера для нее купил. Оказалось, что женской одежды подходящего размера в доме Покровских нет. И хоть Кристина предложила ему свое платье, наподобие того, в которое была облачена ее сестра, но он отказался, одев Аквилеву в собственную одежду. Однако за те дни, что она спала, он тоже времени зря не терял и смог не только раздобыть денег и купить ей пару футболок и джинсы, но и придумать путь отступления из дома Покровских.
– Куда? – удивилась Фера, но одежде обрадовалась. Пусть она и не была той, к которой она привыкла за время, когда за стилем Стихий следили Бунтарщицы, но она все-таки была женской.
– К моему отцу. Он нас ждет, – ответил Муранов, демонстративно отворачиваясь после того, как Фера приказала ему это сделать. Она разложила предметы одежды перед собой и осмотрелась в поисках недостающих деталей.
– Твой отец жив? – удивилась Аквилева, прикидывая, сколько их родителям должно быть сейчас лет.