Собравшиеся вместе, они начали поедание своих, уложенных и завёрнутых пирожков в специальную сумку из ранца, испивая при этом с ними водой, из приготовленной в пути бутылки Гамом. Их короткий ужин, на который они пригласили спутника Ивана и его длинноухого Конька-Горбунка, и те согласились, шёл в момент солнечного заката.
Огромная, огненная и красная, как малина, колесо Ярила, скрываясь за горизонтом слоя туч, закатилось уже в тот период времени, когда Гам, Облачка, Родос и Иван, всё ещё сидя на своём скакунке, давно отправились на боковую.
А пегасы, которые помогали им достигнуть волшебного леса, держа крепко их, спящих лёжа на прочной ткани, мимолётно ночью всё летели и тянулись вперёд.
Глава 10.
«В чертогах злого колдуна Энстрепия»
Да, той ночью, когда уже давно миновал второй день пребывания Гама в Волшебную страну, было всё спокойно, и все спали тихо и безмолвно крепким сном. Но между тем, как звёзды, усеянные на небосклоне, вместе с лунным месяцем освещали путь крылатым пегасам и прохладный знойный ветер крутил вихрем их гривы, далеко, далеко в одном мрачном месте царила полная мать тьмущая, не уступавшая дороги свету румяной луны, из-за туч.
Этим местом являлась гиблая пустыня – «Долина Смерти». Огромный, безжизненный слой песка окутывал почти всю местность, всё пустое пространство своими многочисленными, мелкими песчинками. На ней не росло ни деревьев, ни живой и доброй души. Лишь изредка можно было приглянуться и заметить жухлые на её барханах, холмах остатки растений, пни и одинокие коряги, которые вслед за другими погибшими, как и они, фауна навсегда покинут эту тёмную долину, рассыпавшись однажды в пыль и прах. Они будут очень счастливы, если, конечно же, суховеи подоспеют и прилетят к ним…
Возле того мёртвого места находился и чахнул большой лес, листья деревьев которого, уже оторванные, лежали на сырой земле и клонились к толстым, обсохшим их корням. Ветви и сучьи деревьев же могли запросто погнуться и рухнуть вниз только одним, первым и последним, ненарочным прикосновением к их кроне. На оставшихся, ещё прочных их суках водились лишь единые, хищные птицы, поджидавшие для себя редкую в лесу дичину.
За тем безлиственным лесом и лежала тропинка, дорога к большим и тёмным чертогам злого колдуна Энстрепия; ими представлялся полуразрушенный, полуразваленный замок, вкруг которого был, раньше протекавший, но давно уже обсушенный, широкий водяной ров.
Энстрепие тем временем, как обычно, сидел в своём красном кресле с высокой спинкой, один в пустом тёмном зале, куда не попадал даже самый тонкий, тусклый луч света; все его большие окна были закрыты разорванными тюлями и шторами, и их ни разу не снимали. Огромные, как ворота, двери зала оставались плотно закрытыми, чтобы не нарушать покой тёмного властелина «Безымагии».
Вокруг и сзади него всё лежало перевёрнутым с ног на голову: и длинные, деревянные столы, и металлические, приоткрытые сундуки. Всё кроме гигантского, музыкального инструмента, за которым играл лично сам Энстрепие; ему очень вдохновляло воодушевлённо исполнять музыку на органе, имеющем много-много, смотрящих вверх, труб с отверстиями, из которых и вылетал, и доносился тот или иной громкий звук. Среди тьмы он считал, что игра и музыка на органе повышает его ум, тем самым делая его хитрее для созиданий коварных планов.
Можно было с первого раза подумать, что это было его хобби: исполнять на нём страшные и жуткие музыкальные композиции для самого себя, но за этим занятием таилась и другая также заключённая им цель и злая выдумка. Он намеревался не только пугать всех зверей, жителей Волшебной страны, «Безымагии» своими законами и террором, но ещё и вызывать плохую погоду, чтобы ими разрушать и разорять целые селения тех, кто ему не подчиняется, и природу, созидая в свою очередь что-то только для себя, для своего собственного удовольствия.
Той ночью Энстрепие, сидя в кресле красного цвета, как всегда бывало, играл на органе и прямой лёгкостью, движением длинных пальцев рук нажимал по нотам клавиши. Под звуками нот в музыке трещали и гудели, будто паровозы, серебряные трубы, высокие гудки, тем самым приводя в действие, связанные с органом электрофорные машины и молниеотводы, из которых разлетались во все стороны яркие искры в виде молний и электрические разряды.
Громовая в его покоях, музыка взбудораживала жуткостью от страха всех тех, кто был ошеломлён им и слышал чёткие её злые ноты. Она длилась почти до самого конца, до тех пор, пока большие двери зала не распахнулись, и из них не вонзился в глаза колдуну от отражения тусклый, невзрачный свет.