- Мамочка! Милая моя! - без всякого выражения проговорила Светлана. - Неужели ты ещё не поняла, что он женился на мне по недоразумению. Он ведь меня не любит. И никогда не любил.
- Как не любил?
- Ну, ошибся человек. С кем не бывает? - Светлана пожала плечами и отправилась к себе в комнату, уйдя, таким образом, от неприятного разговора.
Кое-чего её родители понять не могли. Разве можно было не любить добрую, славную, отзывчивую их девочку? Только плохому человеку не разглядеть чистоту её души. Светлана грустно усмехалась про себя. Не была она доброй, славной, чистой. Да и родители… Вот как можно прожить большую часть жизни и остаться столь слепыми, наивными? По-детски наивными. В большом мире любимыми, уважаемыми становились подчас не за чистоту, доброту, отзывчивость. За какие-то другие качества. За какие именно, Светлана пока не сумела понять. Сама потребность это понять исчезла куда-то.
Нужно было жить дальше. И она жила. Спала, ела, работала, книги читала, отстранённо мечтала потихоньку, мысленно представляя себе иное бытие, иных людей рядом с собой. Денег в семье не хватало. Она начала давать частные уроки. Это было полезно со всех сторон, не только с материальной. Дневное время расписано по минутам, некогда размышлять о несправедливостях судьбы, некогда биться головой о стену, сознавая себя неудачницей, некогда остановиться и поболтать то с одной, то с другой бывшей одноклассницей, гулявшими во дворе с колясками. Сил на зависть к другим, на жалость к себе не оставалось. К ночи наваливалась свинцовая усталость. Светлана падала в постель и засыпала. Спала, словно проваливаясь в глухую черноту, без сновидений, без существовавших ранее ночных страхов и радостей. Утром вставала по будильнику не совсем отдохнувшая, с мутной, тяжёлой головой. Бежала скорее в душ, после коего наконец чувствовала себя относительно проснувшейся, свежей, чистой и готовой прожить очередной день по жёстко составленному графику. Иногда мелькала мысль, что ровесники живут как-то иначе. Допустим, бегают друг к другу в гости, посещают дискотеки, веселятся в компаниях, влюбляются, сходятся и расходятся, рожают детей. В глубине души начинал точить червячок, дескать, бездарно проходят лучшие дни. Светлана мужественно отмахивалась от подобных мыслей, усилием воли давила сосущего душу червячка.
К началу мая она выдохлась. Начала считать оставшиеся до конца учебного года дни. И радовалась тому, что коллеги выдохлись значительно раньше. Даже завуч Галина Ивановна с середины третьей четверти изредка роняла: “Скорей бы каникулы”. Математичка Танечка Шергунова, любимица педколлектива, счастливая жена и мать, громко и жалобно стонала в учительской при случае: “Боже, когда этот год закончится? Я устала, устала…”. Её жалели, старались поддержать. С ней вместе иногда стонали в унисон. Одна Панкратова, слыша подобные разговоры, фыркала:
- Интересно знать, когда это вы успели перетрудиться?
Похоже, Людмила Семёновна считала, что по-настоящему в школе работают только она да ещё пара человек, остальные халтурят. Светлана не могла встать на её позицию. Но не могла и не признать - Панкратова действительно трудилась, аки каторжная, уходя с работы порой в десять часов вечера. Ещё Светлана боялась резких панкратовских высказываний и в свой адрес. Потому, даже просто согласиться с Шергуновой себе не позволяла. Делала вид, что всё в порядке. И как-то до конца года дотянула, ни разу не сорвавшись. Только тогда вспомнила нечто важное. За весь учебный год с её стороны была сделана всего одна попытка найти работу лучше. В самом начале. Потом о поисках нового места забылось напрочь. Уходя в отпуск, Светлана честно предупредила Льва Яковлевича, что ищет другую работу и, может статься, к сентябрю найдёт.
Человек предполагает, а судьба располагает. Эту истину Светлана начала постигать быстро. С поисками нового места дело шло туго. Никаких приличных вакансий. В некоторых местах ей прямо говорили:
- Лето - мёртвый сезон. Приходите осенью.
Настроение упало. Часто хотелось плакать от безысходности. Отпускные дни летели один за другим, унося надежды, не давая желанного отдыха.
На выходные родители уезжали. Фазенда, как теперь многие называли свои шесть дачных соток, требовала пристального внимания. Светлана туда ездить отказалась. Пять часов по жаре, в переполненном транспорте, на “перекладных”. В субботу туда, в воскресенье обратно. Итого - десять часов только на одну дорогу. Ну, какой это отдых? По прибытии беги сразу к грядкам. Нет уж, приятней дома одной побыть. Действительно отдохнуть удаётся. Однажды перед отбытием на дачу мать заметила:
- Ничего у тебя не получится с работой. Её не так искать надо.
- А как? - вскинулась Светлана.
- Мне соседка присоветовала.
- Ну? - Светлана моментально успокоилась, услышав всего лишь о соседке.
- Про Валентину Алексеевну с первого этажа ведь знаешь?
Светлана знала, разумеется. И на риторический вопрос не ответила. На то он и риторический, чтоб не отвечать. Головой вежливо качнула.
- Так Валентина Алексеевна говорит, что хорошее место сейчас исключительно по знакомству получить можно. Тебе нужно свои знакомства использовать.
- Мам! - дочь бессильно вздохнула. - Какие у меня знакомства? Хорошо устроенной родни у нас нет. Тебе ли этого не знать?
- А друзья? - Ангелина Петровна смотрела на дочь пристально, требовательно.
- Какие друзья?
- Ну, были же у тебя раньше друзья? Женя Катин, например. Этот, как его… Дрон, что ли? Наталья твоя ненаглядная. В крайнем случае, ты могла бы Алексея попросить.
- Алексея? - Светлана внутренне ощетинилась вся, услыхав имя бывшего мужа. - Вот кого никогда ни о чём просить не буду, так это его. Он ведь ждёт, что я приползу. Ждёт, что я его просить буду. Ты моего унижения хочешь? Чтоб я унижалась перед ним?
- Нет, что ты… - испугалась Ангелина Петровна. - Это я так просто про Алексея вспомнила. Случайно.
Отец пил на кухне чай. Разговор матери с дочерью слышал хорошо. Так устроены панельные дома - только шёпотом в квартире посекретничать можно. Если секрета из разговора не делаешь, то его слышно в любом уголке квартиры. Таким образом, у Аркадия Сергеевича получались достаточная информированность и некоторое участие в обсуждении вопроса. Он молчал, не встревал пока. Многозначительно покашливал. Услыхав имя бывшего зятя, счёл возможным и свои “пять копеек” вставить. Появился в дверях с бокалом горячего чая.
- Ты, Геля, - сказал жене, - Алексея и впрямь напрасно вспомнила. Поганый он человек. Светланке его забыть надо. Забыть и не вспоминать.
Ангелина Петровна виновато моргала.
- А ты, доча, - он повернулся к Светлане, - от материнских слов не отмахивайся. Она тебе дело говорит. Друзья, они потому и друзья, что помогают по жизни идти. Они тебе. Ты - им. Как же иначе?
Светлана смутилась. Отвела глаза в сторону. Не станешь же сообщать, что потеряла друзей. Не звонила, не интересовалась их жизнью. Может, её помощь была нужна. Два года она о друзьях не вспоминала. Больше. Почти три. Зачем она им теперь?
Отец понял: что-то не так. Не стал допытываться. Нужда придёт, дочь сама расскажет. А сейчас на электричку бы не опоздать. Заторопился.
Светлана вздохнула с облегчением, едва за родителями хлопнула дверь. Обдумывать их слова не собиралась. О чём было думать, если она растеряла своих друзей? Нет у неё никого. Зато впереди были целые сутки одиночества. Давно уже хотелось перечитать “Сагу о Форсайтах” Голсуорси. Не на русском языке. В первоисточнике. При переводе, пусть очень хорошем половина прелести теряется.
Голсуорси на английском у Светланы имелся. Два толстенных потрёпанных тома. Мальковское наследство. Дрон Наташке подарил, ещё курсе на третьем. Малькова тогда носилась с идеей читать английскую литературу в первоисточнике. Юрка, потакая мальковским капризам, раздобыл некоторые первоисточники. Наталья же одолеть их не смогла, скинула книги подруге со словами: “Сначала ты читай, потом я”. Сразу же заболела новой идеей, и забирать литературу у подруги не стала. Для чего, дескать, ей, Наталье? Светлана удивлялась, как можно от такого богатства добровольно отказаться? Она прочла книги от корки до корки. Особенно “Сагу”. Очень быстро прочла. Удовольствие получила огромное. Было с “Саге” что-то, сильно задевающее, тревожащее душу. Тянуло её перечитывать иногда. Обычно времени не хватало. Сейчас время появилось.