– Да! То есть, так точно! Есть!
– Задавай один, самый важный!
Митя схватился за голову, пытаясь унять прыгающие мысли. Незаметно покосился на Петра Петровича. Брови нахмурены, губы сжаты, ноздри раздуваются. Похоже, запас добродушия на сегодня Иванцов-старший уже истратил до последней капли.
Но Митя все равно не смог сдержаться. И выпалил:
– А можно посмотреть на «Нику»?
Спросил – и сразу втянул голову в плечи в ожидании очередной отповеди. Но пауза затянулась.
А затем морщины на щеках Петра Петровича разгладились. Одобрительно взглянув на Митю, он хмыкнул. Кивнул каким-то своим мыслям. И уже спокойным голосом произнес:
– Только внутрь проходить не будем, чтобы лишних следов не оставлять. Отсюда заглянем.
И они заглянули. Через мутное стекло низкого подвального окна, расположенного возле входа, опустевшая подпольная лаборатория просматривалась почти наполовину.
Тусклый свет энергосберегающих ламп. Вывороченная дверь. Кирпичные стены с облупившейся штукатуркой. Грязный бетонный пол.
И странное устройство в углу – изогнутая дугой столешница, установленная на двух массивных тумбах из некогда белоснежного пластика. Тумбы эти непрерывно перемигивались разноцветными огоньками и индикаторами. В левой гудел встроенный 3D-принтер, прикрытый стеклянной дверцей. Из правой поднимались кверху хитроумные манипуляторы, сжимающие пробирки и реторты с разноцветными жидкостями.
На уголке – блестящая медная табличка с надписью «НИКА» и еще какими-то буковками поменьше, не разобрать.
По краям столешницы, сделанной из полированного металла, ровными рядами выстроились подсвеченные кнопки и миниатюрные дисплеи. На некоторых однообразно пульсировали какие-то графики.
Гудение стихло. Стеклянная дверца открылась, и из левой тумбы выехала партия новых пластиковых бутылочек. И в разгромленной подпольной лаборатории, заляпанной потеками химикатов и заваленной мусором, раздался мелодичный женский голос:
– Я готова к выполнению новых задач.
Голос этот, хоть и приглушенный грязным стеклом, Митя услышал вполне отчетливо. И в наступившей тишине неожиданно для себя почувствовал, как что-то защемило в груди. Остро нахлынуло ощущение неправильности, несуразности, неразумности происходящего.
Тихо-тихо, будто опасаясь, что «Ника» услышит, он спросил:
– А что с ней дальше будет?
Иванцов-старший пожал плечами.
– Отключат и на склад вещдоков отправят. Или сбросят до заводских настроек и отдадут на какое-нибудь производство. Или на запчасти разберут.
Снова наступила тишина.
Крякнув, Пётр Петрович распрямился. С наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух. Кивнул в сторону Лены, утирающей слезы, сидя на старой покрышке.
– Ладно, пойдем, Дмитрий как-там-тебя-по-батюшке. Есть еще дела.
– Да-да, я сейчас.
Митя оглянулся, кивнул. Затем приложил ладонь к пыльному стеклу. И еле слышно прошептал:
– Прощай, Ника! Прощай!