Он и все члены экипажа, как завороженные, не спускали глаз с лица сапера.
— Я осмотрел танк, — спокойно сказал русский. — Мне нужно много места. Все лишнее надо…
— Уже выбросили, — коротко ответил Кос.
— Личные вещи тоже на грузовик. Получите обратно на месте встречи со штурмовой группой Шавелло.
— Только бы из этого дьявольского коридора выбраться… — пробормотал Густлик.
— Если не выберемся, — тихо сказал капитан, — то они не потребуются. А если кто не хочет, может остаться.
Кос молчал. Елень посмотрел на лица товарищей и сказал Павлову:
— Товарищ капитан, мы — один экипаж. Понимаете? Экипаж. Или все пойдем, или никто.
— Вынести вещи, — приказал Кос и добавил, обращаясь к Еленю: — Возьми мои.
Три члена экипажа исчезли в танке, а сапер тем временем обратился к сержанту:
— С самого начала смотрите на меня как на черта. Почему?
— У вас, может быть, есть близнецы?
— Два мальчика, — оживился он и достал из кармана фотографию. — Ваня и Саша. Не близнецы, а здорово похожи друг на друга. Сейчас они с матерью в Новосибирске. А я все время был на японской границе. Неделю назад перебросили сюда, и сразу в польскую армию. Не успел даже сменить форму.
— А почему в польскую?
— Язык знаю. Вырос под Житомиром, там много поляков проживает в деревнях.
Густлик вытащил два вещмешка, Саакашвили — один. Шарик держал в зубах свою подушку, расшитую цветами и бабочками. Все остановились у танка.
Последним вылез Томаш, с очень тяжелым мешком и большим продолговатым свертком в брезенте.
Кос показал рукой на открытый люк:
— Прошу.
Он пропустил капитана вперед и, проходя мимо Черешняка, спросил вполголоса:
— Что это опять за вещички?
Павлов, светя фонарем, осмотрелся в танке. Свет упал на фуражку ротмистра, которая висела слева от механика-водителя.
— Повышения ждете?
— Нет. Раненый офицер просил довести ее до Берлина.
Капитан кивнул головой и взялся за эфес сабли.
— Механик кавалерист?
— Грузин.
Рука капитана потянулась к снарядам, прикоснулась к замку орудия, к радиостанции. Взгляд остановился на орденах Крест Храбрых и Виртути Милитари, прикрепленных к передатчику, а потом на фотографии, приклеенной к броне. Павлов сунул руку в карман, посмотрел на себя в зеркало, сравнивая свое лицо с тем, на фотографии.
— Давно погиб?..
— Шесть недель назад, под Вейхеровом…
Капитан вылез из танка и позвал:
— Экипаж, ко мне.
Они окружили его тесным полукругом.
— Я ничье место в танке не займу, — он медленно выговаривал слова, — не пройдет и двух часов, как мы попрощаемся. Но на это время вы должны принять меня в состав экипажа.
— Товарищ капитан, — подумав, начал Кос. — Мы видели вас в Шпандау, а потом на мосту через Хафель. Мы думали, что, может быть…
— Начинайте герметизировать, — прервал его сапер. — А двое помогут мне носить тротил.
— Я, — вызвался Густлик.
— Я, — сказал Томаш.
Подойдя к грузовику, Елень опередил офицера и размахнулся, чтобы одним ударом открыть замок заднего борта. Капитан придержал его за руку и показал надпись на темно-зеленых досках: «Ударишь — погибнешь».
Не всем сразу приходится на войне работать. В то время как одни армии наступают, другие находятся на месте. Даже в одной и той же роте одновременно может случиться так, что одни обливаются потом, другие спят или выискивают какое-нибудь занятие, чтобы убить тоску.
В разрушенном, но не сгоревшем доме Зубрык и Вихура занимали огневые позиции в одной из комнат на втором этаже. Они пододвинули стол к стене, поставили его между окнами и, сидя на принесенных из кухни табуретках, дулись в очко.
Хорунжий взял первую карту, посмотрел на нее и сказал:
— Еще на две канистры.
Потом взял другую и, довольный, многозначительно сказал:
— Себе.
Ударила автоматная очередь. Под оконным проемом отвалился кусок штукатурки и упал на стол. Вихура мгновенно положил к своим картам еще две и, почти не глядя в них, положил на стол:
— Двадцать.
— Девятнадцать, — скривился Зубрык. Он на лету поймал пикового туза и снова начал с азартом: — Четыре.
Взял презрительно улыбающегося валета, протянул руку за третьей и, увидев десятку червей, с разочарованием бросил их на стол:
— Перебор.
С лестничной клетки через дыру в стене, пробитую, по всей видимости, противотанковым снарядом, вошла Маруся.
— Играете?!
Словно тень, за ней появился Юзек Шавелло и присел в углу.
— Играем, — подтвердил капрал и, заметив краешком глаза сверкнувшую автоматную очередь, крикнул: — Ниже головы!
Огонек присела, пули снова отбили кусок штукатурки.
— Упрямый фриц, — сказал Вихура и, схватив автомат, повернулся на 180 градусов через левое плечо; не вставая с табуретки, дал две короткие очереди по окну на противоположной стороне улицы, потом повернулся к девушке: — Это чтобы его успокоить. С полчаса будет сидеть тихо.
— А на что вы играете? — спросила Маруся. — На деньги или на спирт?
— На бензин, — ответил шофер.
— Зачем тебе бензин?
— После войны он отдаст мне три бочки и семь канистр. Если тебе потребуется транспорт, обращайся ко мне. Фирму открою: «Доставка, отправка. Капрал в запасе Вихура».
— Вихура, — повторила девушка и неожиданно спросила: — А ты меня любишь?
— Я, Огонек, всех красивых девушек люблю. Так я устроен. — Он хлопнул ладонью по лбу. — И на все для них готов. Вот, хочешь? — Он вытащил из кармана шелковые чулки.
— Ой, ой… — прошептала Маруся и, вытерев о брюки ладони, подставила их под прозрачную паутинку.
— От всего сердца, бескорыстно…
— Нет, — вздохнула Маруся и решительно отодвинула подарок. — Объясни мне лучше, что должны сделать наши?
Вихура пожал плечами, завернул чулки в носовой платок и засунул обратно в карман. Он вытащил перочинный нож и лезвием для открывания консервных банок начал чертить на закопченной сажей стене, как можно понятнее объясняя чертеж:
— Здесь эта проклятая станция, которую мы утром брали и не взяли. Пока бьет наша артиллерия, фрицы спокойно сидят под толстыми накатами, а как кончится обстрел, начинают косить. Можно пройти через туннель. Он не охраняется, потому что в тех местах, где рельсы уходят вниз, все залито водой. Наши пройдут под водой сто метров и атакуют с тыла, а мы одновременно сверху — и тогда откроется путь до самого рейхстага.
— А если не пройдут?
— Возьмем! Даже если многие погибнут.
— И зачем это Янек выдумал?
— Потому что избранник судьбы.
— А ты остаешься?
— При тебе же разговор был, что саперу место нужно. Мне в танке душно.
— Ты не избранник судьбы?
— Нет, — твердо ответил Вихура.
Раздалась пулеметная очередь. Пули попали внутрь через окно и с неприятным свистом срикошетировали от стен. Пулей откололо кусок штукатурки с рисунком капрала.
— Панна Маруся, может, вы отдохнете? — робко предложил Юзек.
Она, казалось, не слышала его. Встала и пошла по ступенькам вверх. Юзек пошел следом, держа автомат наготове.
Огонек вошла в другую, такую же комнату, только менее разрушенную. Лажевский, который лежал, не снимая сапог, на диване, увидев ее, встал. Девушка машинально кивнула ему головой и направилась в угол комнаты, где у стереотрубы дежурил Шавелло.
— Я должна увидеть Коса, прежде чем они войдут в воду…
— Вот тебе раз! Ну, если «должна» и так срочно, то надо правдиво соврать что-нибудь, чтобы полковник разрешил.
Из-под брюха танка выполз Саакашвили, осторожно держа перед собой ладони, испачканные тавотом.
— Хорошо загерметизировал, — похвалил он Томаша, который возился с гусеницей, и обратился к Косу: — Машина готова, командир.
Янек, ничего не ответив, пошел проверять работу.
Края всех люков и отверстий танка были покрыты толстым слоем густой желтой смазки. Над башней торчала труба, доставая почти до перекрытий туннеля.
На стволы пулеметов и пушек были надеты брезентовые чехлы, обклеенные изоляционной лентой и тоже обмазанные ровным толстым слоем тавота.