— Ты чего? Пусти…
— Вири! — крикнул Григорий по-грузински.
— Что «вири»?
— По-польски значит «осел», — пояснил Саакашвили. — У тебя что, пальцы лишние?
— За угол! — приказал Павлов.
Когда танкисты отошли, сапер встал на колени и, слегка насвистывая, накинул петлю из тонкого шнурка на ствол. Потом из-за изгиба стены дернул шнур, и на ступеньках загремел короткий взрыв.
Капитан поднял отброшенный взрывом пистолет, осмотрел его и подал Вихуре. Капрал непроизвольно отдернул руку.
— Бери. Теперь не страшно. Кажется, не поврежден.
Они спустились по лестнице еще на одну площадку, откуда узкий подземный коридор разветвлялся в нескольких направлениях. Глиняный пол был чисто выметен, и кокса нигде не было видно.
— Куда же теперь? — спросил Павлов.
Янек еще раз дал собаке понюхать пилотку и приказал:
— Ищи.
Шарик снова втянул в ноздри неприятный ему запах немецкого сукна. Он по очереди обошел все коридоры и вернулся. Встряхнул головой, тихонько замахал хвостом — нет.
— Должен быть, песик, — убеждал его Янек, присев около собаки. — Ищи.
Овчарка опять начала сосредоточенно искать. Входила на несколько шагов в коридор, возвращалась, затем шла в следующий.
Павлов посмотрел на часы.
— Сколько? — спросил Кос.
— Восемнадцать.
По одному из коридоров в полутора метрах от земли вдоль стены проходили деревянные перила с вмятинами; возможно, это остались следы от прикладов винтовок. Шарик задержался, потянул носом поток воздуха, прыгнул лапами на стену и, обнюхивая, заскулил. Он отбежал в глубь коридора, еще раз вскарабкался и радостно, удовлетворенно залаял.
— Нашел, — подтвердил Кос и приказал овчарке: — Веди.
Они побежали за собакой, Павлов догнал их. Под низким сводом раздавался топот ног, скользили лучи фонариков по стенам. Внезапно овчарка прыгнула, преодолев какое-то препятствие.
— Стоп, — приказал Павлов. — Прикажи ему, пусть остановится.
— Шарик! — крикнул Кос. — На месте!
В метре перед ними легонько дрожала паутина тонких проводов, которые Шарик зацепил, когда прыгнул.
— Сам я не справлюсь, — заявил капитан. — Ни одна из этих четырех струн не должна изменить натяжения.
— Ясно, — ответил за всех Вихура.
Все трое осторожно придвинулись к паутине, и каждый по-своему взял провод в пальцы: Вихура оперся рукой о колено, Саакашвили — о сапог, Кос лег и ухватился за две металлические нити, проходившие прямо у земли.
Шарик хотел ему помочь, медленно поднял лапу и двинулся.
— Стой, ни с места!
— Готово? — спросил Павлов и, посмотрев на сосредоточенные лица друзей, предупредил: — Перерезаю.
Все молчали. Слышалось только учащенное дыхание и посвистывание капитана.
Перерезав металлическую паутину, Павлов перешел на другую сторону и, стоя на коленях, стал стремительно манипулировать пальцами. Сначала он отгреб куски глины, обнажил кончик взрывателя, потом взял его пальцами и, отодвинув в сторону ладонь держащего, выкрутил детонатор из мины. Первым он освободил Коса, которому было неудобнее других. Затем, посмотрев на стекающие по лбу Вихуры капли пота, сменил его.
Дольше всех держал провод Григорий, и когда он уже смог опустить его, то из порезанных подушечек двух пальцев закапала кровь.
Капитан, светя фонариком, внимательно осматривал следующий отрезок коридора.
— Ты зачем так сильно сжимал? — спросил Янек, разрывая медицинский пакет и подавая Григорию марлю.
— Я подумал, — отвечал Саакашвили, — что если удержу, то в этом году такую девушку встречу!
— Вперед, — приказал Павлов.
Шагов через двадцать они вошли в большой продолговатый каземат, у одной из стен которого была насыпана куча кокса высотой в человеческий рост. Они остановились, пораженные размерами подземелья.
— Сколько? — еще раз спросил Кос.
— Тринадцать.
— Дня не хватит, чтобы все это переворошить.
— Откуда известно, что именно здесь?..
Шарик, непрерывно нюхая воздух, прошел вдоль кучи угля, забрался почти на самый верх, громко заворчал и стал энергично раскапывать кокс передними лапами, сталкивая вниз шуршащую сухую лавину кусков.
— Сукин ты сын! — крикнул Иван.
— Стой, Шарик, к ноге! — приказал Янек, бросившись к собаке.
Шарик не послушался. Он еще несколько раз поскреб лапами и, ворча, прыгнул на грудь хозяину с перчаткой в зубах. Янек отобрал ее у него, посветил фонариком.
— Черная, на левую руку. Ее здесь этот гитлеровец потерял.
— Внимание. — Павлов показал на темную проволоку, торчащую из кучи. — Если задеть за усик, последует взрыв. Все зависит от того, успеем ли добраться до мины.
— Григорий, к танку! — приказал Кос.
— Почему? Я могу! — Саакашвили протянул левую руку, пряча сзади правую.
— К танку! — резко повторил командир. — Бегом! Пришли Густлика с лопатой.
Едва умолкли удаляющиеся шаги Григория, как все трое начали работать. Беря пример с Павлова, они легкими движениями пальцев сбрасывали вниз куски кокса. Это нужно было делать осторожно, сбрасывать по одному куску, а не целую горсть сразу, и в то же время по всей поверхности, а не в одном месте. Вихура выбрал слишком много, и сразу же посыпался вниз целый ворох кусков.
Все на секунду замерли. Иван выразительно посмотрел на Вихуру и вновь вернулся к работе.
— Сколько? — спросил капрал.
— Неважно, — ответил капитан. — Убежать все равно уже нельзя.
Кокс сыпался вниз тремя ручейками, а под стеной стоял Шарик и с большим азартом отбрасывал назад куски кокса.
Прибежал Густлик с лопатой. Он сразу понял, что надо делать.
— Уйди, Шарик. Теперь я поработаю.
Ритмично позвякивала лопата. Под тремя парами ладоней таяла куча угля, все выше торчали грозные усы взрывателей — и наконец показалось громадное тело авиационной бомбы.
Теперь дело пошло быстрее. Павлов достал из кармана медицинский стетоскоп, воткнул концы в уши.
— Стоп.
Он прижал стетоскоп к пузатому телу бомбы — тишина. Он передвинул стетоскоп и услышал грозный отчетливый стук часового механизма. Крышка, под которой он был спрятан, находилась со стороны стены, что было очень неудобно.
— Поддержите, чтобы я не оступился.
— Я поддержу.
Густлик встал, широко раздвинув ноги, взял Павлова за бедра и застыл, согнувшись в три погибели.
Капитан, посвистывая, примеривал специальный ключ к двум круглым углублениям. Осторожно потянул. Металл сопротивлялся. Трудно было попытаться дернуть, потому что именно здесь больше всего торчало грозных усов из проволоки. Он начал постепенно, до боли, напрягать мышцы. Наконец заскрежетала резьба. Крышка сделала первый оборот, второй — и сползла вниз по осыпи.
Янек подал фонарик. Иван заглянул внутрь, потом просунул туда руку и долгую минуту манипулировал там пальцами. Наконец тиканье часов прекратилось. В тишине слышалось лишь дыхание людей, сопение Шарика и спокойное посвистывание капитана. Двумя пальцами он вынул небольшой механизм, осмотрел его и бросил на кокс.
Он еще раз просунул руку и несколькими быстрыми движениями выкрутил взрыватель, положил его в нагрудный карман. Это уже был конец — небрежным движением он тронул железные усы, которые перестали грозить смертью. Потемневшее от пыли лицо просветлело в улыбке. Потом, стоя у стены, Иван достал из кармана платок и вытер потный лоб Густлика.
— Пошли на воздух, — сказал он уставшим голосом.
— Сколько? — спросил Вихура.
— Четыре минуты до взрыва, — ответил Павлов.
Саакашвили снял пулемет нижнего стрелка и, сидя на башне, держал его на коленях. Он внимательно рассматривал и со злостью посасывал порезанные пальцы правой руки. Лицо его просветлело только тогда, когда он увидел выходящих из казематов форта.
Их форма была в пыли, лица покрыты угольной пылью. Щуря глаза, они пересекали границу между тенью и солнцем и глубоко вдыхали воздух.
— Перекур, — заявил Густлик. — Гжесь, если б мы слова не дали, то выпили бы сейчас, да?