— Смотри ты, — сказал старик Янеку, держа в руках кусок мяса, — как большой, лает…
Он не успел договорить. Янек услышал только, как кусок мяса шлепнулся на сухие листья. Стараясь не делать лишних движений, Янек осторожно повернул голову. Уголком глаза он увидел старика, замершего на согнутых ногах и сжимающего в руке длинный окровавленный нож. Охотник застыл в этой позе, сжавшись, словно пружина, пригнув голову. Шея у него налилась кровью.
Проследив за его взглядом, Янек посмотрел в сторону дуба. Между двумя кустами орешника, низко, над самой травой, он увидел плоский кошачий лоб, рыжие бакенбарды и две здоровые, зарывшиеся в сухих листьях лапы. Все это было неподвижно, и только хвост, длинный, упругий хвост, яростно хлестал по бокам.
Вот когда понял Янек, почему они не встречали сегодня зверей, почему Мура не отходила от ног охотника, почему чуткий, старый кабан ошалел от страха и выскочил прямо на них: в лесу охотился другой, более сильный, редкий гость, хозяин тайги и гор — уссурийский тигр. Учуяв запах свежей крови, он пришел за добычей, которая принадлежала ему, за зверем, которого он выследил. И конечно, его удивило, что люди, эти неуклюжие и смешные создания, лишенные чутья, отваживаются находиться здесь и даже не думают бежать от него сломя голову вниз по склону. С начала войны, которая тлела вдоль границы, словно раскаленные угли подо мхом, время от времени прорываясь искрами выстрелов из засад, тигр иногда питался человечьим мясом и перестал бояться грохота. Наоборот, он шел на звук винтовочных выстрелов, рассчитывая на легкую добычу. И теперь, разъяренный до предела, он прикидывал расстояние до жертвы, напрягая все свои мускулы к прыжку.
Старик, не оборачиваясь и даже не дрогнув, прошептал:
— Ружье на суку… Осторожно… Бери!
Янек вскочил, руками ухватился за приклад и ствол. Сук обломился с сухим треском, и одновременно, словно раскат грома, над поляной пронесся тигриный рык. Янек обернулся и увидел взметнувшуюся красно-черную молнию и старика, отскакивающего в сторону. Остался лишь один шанс, всего одно мгновение, короткое, как удар сердца. Когда зверь передними лапами опустился на землю и прижался к ней, чтобы совершить следующий прыжок, Янек поймал на мушку белый зигзаг на темной шерсти и выстрелил между узких сверкающих глаз.
Огромная кошка перекувырнулась через голову, грозный рык оборвался.
Оба еще с минуту смотрели на тигра, не шелохнувшись, пока не убедились, что зверь неподвижен. Потом старик произнес:
— Готов. Да вот успел все-таки зацепить меня когтем.
Янек только теперь заметил на старике разодранный сапог и штаны, потемневшие от крови.
Старик опустился на землю. Янек подошел к нему, надрезал голенище сапога сверху, отвернул его вниз до щиколотки и, разорвав буро-зеленый индивидуальный пакет, такой, каким пользуются солдаты на фронте, туго забинтовал рану.
Охотник положил ему руку на голову. Лицо старика было бледно, губы посинели.
— Спасибо тебе, Янек.
— Что вы, Ефим Семеныч!.. За что? — Янек назвал его по имени-отчеству. Он почти никогда не обращался так к охотнику, потому что здесь, в горах, на сто километров в округе от сопки Кедровой, все его называли просто стариком.
— За жизнь спасибо.
— Это я вам… — Янек умолк. Слишком долго нужно было бы говорить, чтобы высказать все, однако оба они имели обыкновение не растрачивать зря слова, так же как и патроны.
Щенок, спотыкаясь о валежник и осторожно переставляя лапы по мокрым и скользким листьям, медленно приближался к тигру. Он сильно втягивал носом воздух, дрожал, от страха у него подкашивались задние лапы, но тяжелая упрямая голова толкала его вперед. Инстинкт, передаваемый из поколения в поколение с молоком матери, подсказывал ему, что враг мертв. Шарик собрал все свои силы, заворчал угрожающе и, ухватив за заднюю лапу поверженного гиганта, стал зубами дергать его за шерсть.
— Дай-ка сюда этого мальца.
Янек взял щенка за шиворот, поднял вверх и подал его старику. Шарик сидел на широких, покрытых шрамами ладонях, словно шмель в чашечке мальвы. Семеныч раздвинул ему губы, заглянул в пасть, а потом стал чесать за ушами по шерсти, намокшей от дождя.
— Добрый, добрый пес из тебя вырастет. Остерег нас обоих.
— Что дальше делать будем? — спросил Янек. — Вы сможете идти?
Старик встал, сделал шаг вперед, потом назад и снова сел.
— Трудно. И мясо нельзя оставить. Я тут с Шариком постерегу его, а ты выходи на просеку.
Янек посмотрел вверх, отыскал мутный диск солнца, прятавшийся за тучами, — ему хотелось определить время.
— Он скоро должен подъехать, — сказал Семеныч.
Янек подал старику винтовку, которую до сих пор держал в руках, взял свою мелкокалиберку и широким шагом зашагал через поляну.
— Погоди!
Янек обернулся и увидел, что охотник, лежа на боку, взялся за тигриную голову и ножом отрезает уши.
— Иди сюда, — позвал старик, садясь. — Возьми и спрячь, это твое.
Янек подошел, нагнулся к протянутой руке и взял добычу. Затем обеими ладонями, как это делают китайцы, приветствуя дорогого гостя, придержал твердую руку старика.
Прорвавшись сквозь дождливую завесу, ветер донес издалека слабый ритмичный стук мотора, тяжело работающего на малых оборотах. Янек знал, что трактор, тащивший два прицепа, нагруженных кедровыми стволами, сейчас идет в гору. Скоро он поднимется на перевал у пяти грабов и станет спускаться в долину. Янек перепрыгнул через поваленный ствол на краю поляны и побежал легко, ровно, пружинисто. Он глубоко вдыхал бодрящий горный воздух, запах листьев, грибов и мхов. В кармане рубашки на груди лежали тигриные уши, и сердце его учащенно билось, радуясь удачному выстрелу.
Оставшись один с Шариком, старик достал из кармана кисет — потемневший мешочек из шкуры оленя, оторвал продолговатый клочок от аккуратно сложенной газеты, старательно свернул цигарку. Потом потрогал легонько повязку на ране, поудобней положил ногу, упершись стопой в приклад винтовки. Щенок бегал, насторожив уши описывая большие круги. Он нес службу, как настоящий, взрослый пес. Старик положил кисет в карман, достал огниво и фитиль, вставленный в гильзу винтовочного патрона, высек искру, раздул трут и прикурил цигарку.
2. Крик диких гусей
Они потеряли много времени, потому что старик не мог ступить опухшей ногой, и Янеку пришлось вдвоем с трактористом вести раненого под руки.
Потом Янек еще раз вернулся с просеки на поляну, чтобы снять шкуру с тигра и забрать мясо убитого кабана. На это ушло почти два часа.
Ехали медленно, осторожно, потому что тяжелые прицепы скользили по мокрой траве и грязи. Над задним колесом приспособили большую балку, подвесив ее на цепях, и Янек шел сзади, всем телом наваливаясь на более тонкий конец, когда спуск становился очень крутым.
Едва они выбрались со склона Кедровой на разъезженную грунтовую дорогу, как на землю опустилась ночь. Оставив у обочины тракта прицепы с дровами, поехали на одном тракторе — небольшом, смешном СТЗ с высокими задними зубчатыми колесами; свернув на боковую тропинку, пробегающую вдоль реки, направились прямо к дому старика.
Когда подъехали, на западе погасли последние красные отсветы на тучах, стало совсем темно. Тракторист включил фары. Прямые снопы света выхватили из мрака стволы деревьев и толстые ветви, нависшие низко, как соломенная крыша. Сбоку светилась рыжеватым светом разогревшаяся выхлопная труба, из нее вылетали красные искорки и разлетались в стороны и вверх.
Миновав два низких столбика и жерди ограды, подъехали к крыльцу. Тракторист остановил машину, сбавил газ. Мотор заработал на малых оборотах. Только сейчас оба, и механик и Янек, услышали, что двигатель стучит. Тракторист в сердцах выругался.